Читаем Доброволицы полностью

Здесь, по крайней мере, была крыша над головой и мы были у себя. Мы сразу же начали очищать дом. Перебрали все разорванные бумаги и книги в поисках документов и фотографий, кое-что находили, подбирали и склеивали, несколько кусков фотографий нашли в помойной яме. Из запасных стекол починили окна, а другие забили досками. Удалось починить кое-что из мебели, кровати, матрасы. Все надо было как следует вычистить, вымыть. Это заняло дней пять, и мы перебрались к себе. Кухарке удалось припрятать кое-что из посуды, а некоторые служащие получили в подарок от большевиков кое-какие наши вещи, которые они нам вернули. Все это была капля в море, но позволяло нам как-то обернуться.

Мы стали ходить по имению и искать брошенные и потерянные грабителями вещи. Так, я нашла свой кожаный несессер, в котором остались некоторые предметы — мыльница, щетка… Нашли два куска от папиного бобрового воротника его николаевской шинели, из которых мы с Аней смастерили себе шапки. В общем, все, что находили, чистили, мыли и приспосабливали к употреблению. Несколько вещей нам вернули крестьяне из Небуга, сказав, что это им подарили. Может быть, это и так, а может быть, и сами грабили.

Комендант Туапсе прислал нам большой кусок суровой бязи с красными полосками — из нее было сшито каждому из членов семьи по одной вещи: я получила платье, тетя Энни — блузу и т. д.

Труднее всего было с питанием. Особенно трудно с хлебом, так как муку можно было достать с большим трудом, и все меньше и меньше, — наше побережье своей муки не имело, а все запасы были увезены большевиками. Не было ни мыла, ни сала. Подвоза же не было никакого. Железная дорога была перерезана, там шли бои, а пароходы не ходили.

Во всей губернии начинался голод. Наше положение становилось безвыходным: денег почти не оставалось. Правда, предвиделась продажа оставшихся недозрелых фруктов, но этого, конечно, было недостаточно, да и надо было ждать, пока они поспеют к сбору. Других доходов не было никаких, а жило нас, кроме нашей семьи и семьи Княжецких, еще учительница и три прислуги: всех надо было накормить, одеть и снова налаживать хозяйство. Кроме того, надо было Пете учиться дальше. Женя еще был маленький и проходил все с учительницей. Все, конечно, волновались, но ничего придумать не могли: ведь мы были отрезаны от всего мира.

Но вдруг один раз утром мы услышали на шоссе несмолкаемый грохот телег и сейчас же пошли посмотреть, что там происходит.

Перед нами по всему шоссе тянулась вереница пустых подвод, едущих по направлению к Новороссийску. После расспросов оказалось, что крестьяне, да и все, кто имел лошадей, решили ехать за мукой в Кубанскую область.

У папы сейчас же созрел план, и мы решили сделать то же самое и одновременно узнать о положении и попытаться как-нибудь наладить и нашу судьбу.

<p><strong>Часть третья. В ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ</strong></span><span></p><p><strong>Глава 1. ПЕРЕЕЗД В ЕКАТЕРИНОДАР</strong></span><span></p>

Приняв решение послать подводу на Кубань, папа предложил нашему соседу, профессору Филиппову, сделать это совместно. Они сейчас же сговорились и решили, что ехать надо до самого Екатеринодара, чтобы, помимо муки, которую можно было достать в станицах ближе, можно было бы все узнать о положении и устроить кой-какие дела.

Каждый из них дал по одной лошади; дилижан, как более прочный, взяли наш. Профессор Филиппов послал своего второго сына, гардемарина, а папа — нашего рабочего, Николая Коростылева, зятя расстрелянного Фурсова. Кроме того, с ними командировали меня, для устройства Пети в какое-нибудь учебное заведение и чтобы узнать, можем ли мы с Аней найти там какую-нибудь работу. Ане очень хотелось ехать с нами, но ее не пустили, желая как можно больше привезти муки.

Мы знали, что в Екатеринодаре живет тетя Катя Эккерт с тремя дочерьми, которые приехали туда из-за голода и беспорядков в Петербурге. Они жили в квартире у Вани Кобылина, так что я могла остановиться у них. Сборы были недолгие, и мы пустились в путь.

Считалось, что до Екатеринодара сто сорок верст, но никто их не мерил. Крестьянские телеги, не переставая, тянулись по шоссе, и мы влились в общее течение. Сначала ехали по шоссе в сторону Новороссийска, затем оставили его и повернули в горы по другому шоссе, которое шло до Архипо-Осиповки. Сколько верст, не помню, но, выехав утром, мы вечером были там. Переночевали хорошо у сестры Николая, которая была замужем за учителем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наше недавнее

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное