Добровольная зависимость (СИ)

Я и раньше видела автомобили — громыхающие, очень шумные изобретения современных гениев, и была отнюдь не против подобных экспериментов. Но никогда я не была настолько близка к этим машинам, как тем утром. Со временем я поняла, что мистер Готье не беспокоился о том, как отнесутся другие к его вычурным шоу с техникой. А современную технику он просто обожал.

Модель, которой владел этот показной богач, была более изящной и лёгкой, чем автомобили других господ в Глиннете. Это была редкая роскошь — использовать машину для обычной прогулки, и мне показалось, что Готье действительно хотел впечатлить Коллет. А заодно лишний раз унизить мистера Брама в глазах соседей.

Поскольку сестра отказалась выходить из комнаты, несмотря на угрозы отчима, мне пришлось встречать гостя вместо неё. Готье приехал один, и, пока шёл к нашему дому от автомобиля, я разглядела его достаточно хорошо: он был очень высоким и стройным, скорее даже худощавым; одет элегантно, так, что было понятно — он чувствует себя непринуждённо и в высшем обществе, и в нашей деревушке. Даже в его походке ощущалось, насколько точно он знает себе цену.

На этот раз он появился без шляпы, и на солнце я заметила в его чёрных, чуть вьющихся волосах более светлые локоны. И, конечно, он снова был с этой странной привязкой на глазу, которая меня жутко отвлекала… И отчего я забыла спросить вездесущую миссис Пиншем об этом?

Но, должна была признать, манеры и умение заворожить собеседника своим мягким голосом компенсировали внешний дефект. Мы поприветствовали друг друга со сдержанной холодностью, и, пока не вошли в дом, он вдруг поинтересовался:

— Как ваши ладони, мисс?

Сглотнув, я пробубнила, что с ними всё в порядке, и с той минуты он ни разу ко мне не обратился. Вместе с мистером Брамом они прошли в его кабинет и заперли дверь, так что, как я ни старалась, ничего услышать не могла. Подслушивать я не любила, просто любое слово о сестре могло бы разъяснить ситуацию. Не стоило даже рассчитывать, что они поделятся со мной идеями, как справиться с нашим плачевным положением.

Через четверть часа, пока я беспокойно выхаживала туда-сюда по коридору, дверь открылась, и мистер Брам вышел из кабинета, тут же столкнувшись со мной.

— О чём вы говорили? — нетерпеливо спросила я, заметив его растерянность. — Пожалуйста, скажите, что он всё вам простил.

— Что, дитя?

Как странно, он выглядел так, будто не понимал, о чём я его спрашивала. Словно они эту тему и вовсе не затронули.

— Коллет. Что будет с ней? И та сумма, что вы задолжали…

— Да, да, Коллет… выйдет замуж за этого сэра. Он так хочет, и я ему обещал.

Я потеряла дар речи, поэтому так и стояла там, перед ним, прижимая правую руку к груди, словно боялась, что сердце вот-вот выскочит. Отчим хоть и был растерян, опустошён морально, всё же мне не казалось, что он сожалел.

— Вы же жизнь ей сломаете. Вы отдадите её за материальное благополучие?

— Что нам делать? Пусть выполнит долг перед семьёй… И за Рэтмора она не пойдёт, я не допущу! А Готье хочет именно её, он готов взять её в жёны, несмотря на… испорченность.

Затем он попросил меня вывести сестру из комнаты, потому что Готье сам желал с ней поговорить. Коллет выглядела уставшей и безразличной, и мне не составило труда уговорить её выйти. Перед тем, как остаться с Готье в кабинете вдвоём, она тихонько прошептала мне, закрывая дверь:

— Я буду умолять его… пока он не откажется от меня.

И весь следующий час я размышляла о том, что подумала Коллет, увидев его с этой дурацкой повязкой, как она оценила его. И думала ли она о своём несчастном офицере там, в кабинете, стоя перед человеком, который был волен отобрать у нас всё. Поддастся ли он на её уговоры… Любит ли он её в действительности так же сильно, как Рэтмор? Если он откажется от неё, подумала я тогда, то я признаю, что настоящая любовь существует не только в книгах.

И именно в тот момент я кристально ясно вспомнила вечер в доме семьи Стрэнтонов, друзей моего покойного отца, куда мы пришли втроём — мама, Коллет и я, и где мы впервые встретили Джейсона Готье. Случилось это три года назад, и тот майский вечер был очень тёплый.

Много напыщенных, разодетых господ и их таких же напыщенных жён; свечи, повсюду свечи, и в доме было на удивление душно, хотя все окна и балконы были открыты; целый вечер играла музыка, и мне было тошно стоять там на виду у всех. Мне казалось, что я похожа на картину, которую любой волен рассматривать и оценивать. Мама свято верила, что так я познакомлюсь с кем-то из молодых людей и даже сумею им понравиться.

Но все они, если и подходили, то только к Коллет. А она просто купалась в комплиментах и внимании. Наверное, она была самой общительной и милой девушкой в тот вечер. И, если бы не её улыбки и шутливые издёвки, которыми она шёпотом со мной делилась, я бы умерла от скуки.

Когда она едва ли не силой заставила меня спеть один старинный итальянский романс, мне пришлось покориться, и две минуты, не более, я стояла рядом с хозяйским пианино, пытаясь скрыть смущение и невесть откуда взявшийся страх за назубок выученной лирикой.