Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц

Витольд был впечатлен масштабом личности этого тихого, скрытного человека. Он считал, что их организация должна войти в подчинение к Ровецкому, но Ян не раздумывая отклонил идею слияния. Он сказал, что отправил польскому правительству в изгнании собственного курьера и запросил одобрения их деятельности. Затем он объявил, что подготовленный им манифест подпишут несколько радикально настроенных группировок[91].

«Такое заявление разрушит всю нашу работу! – воскликнул Витольд. – Давай сосредоточимся на вооруженной борьбе. Политикой можно заняться и позже»[92].

Ян был обескуражен. Он рассчитывал, что Витольд поддержит его. Несколько человек встали на сторону Витольда, в том числе новый начальник штаба группы полковник Владислав Сурмацкий. Ян сдался и согласился встретиться с Ровецким. Для Витольда это была победа[93].

Владислав Сурмацкий. Ок. 1930 года.

Предоставлено Государственным музеем Аушвиц-Биркенау

Однако Ян продолжал настаивать на своем манифесте. Витольд опасался, что это лишь разобщит людей. В статье не было упоминания о евреях и других национальных меньшинствах, но подтекст четко прочитывался. «Польша должна быть христианской и опираться на нашу национальную идентичность», – провозглашалось в манифесте. Тех, кто выступает против таких идей, следует «удалить с наших земель». Витольд понял: их с Яном дороги разошлись. «Мы договорились, что будем продолжать управлять организацией», – вспоминал Витольд, но чувство «глубокой неприязни» было очевидным[94].

Десятого мая гитлеровские войска на пути во Францию вторглись в Люксембург, Нидерланды и Бельгию. Именно этого момента ждали подпольщики: объединенные силы союзников обрушатся на немцев. Союзники либо победят, либо ослабят нацистов, и восстание в Польше получит шанс на успех. Мать Яна тайно установила у себя в квартире радиоприемник. Поначалу они слушали новости с воодушевлением, но постепенно становились всё мрачнее: Би-би-си сообщала, что немецкие войска разгромили британцев под Дюнкерком и вошли в Париж. Вскоре стало очевидно, что Германия вот-вот нанесет французам сокрушительное поражение и война затянется на неопределенный срок[95].

Генерал-губернатор Франк решил, что теперь можно не переживать о негативных статьях в иностранных СМИ, и распорядился устроить массовые облавы на мужчин призывного возраста. Двадцатого июня в лесу рядом с селом Пальмиры расстреляли 358 человек. Несколько тысяч человек были отправлены в концлагеря в Германию. Однажды эсэсовцы ворвались в квартиру Элеоноры и чуть не поймали Витольда. Услышав на улице грохот грузовиков, он едва успел спрятать документы под половицей и выскользнуть за дверь. В ту же секунду ворвалась полиция и перевернула квартиру вверх дном. Витольд был вынужден скрываться. Он достал документы на имя некоего Томаша Серафиньского и представлялся теперь именем этого человека[96].

Сеть Витольда поредела – участившиеся репрессии сделали свое дело. В результате налета гестапо на «Кафе Бодега» было арестовано большинство официантов. Их места заняли новые подпольщики, но на этот раз гестапо смогло внедрить туда своего шпиона. Доносчицей была ветреная молодая полька, которая влюбилась в офицера СС. Она назвала ему несколько имен, в том числе имя своего дяди, гинеколога Владислава Деринга, товарища Витольда. Ранним утром 3 июля 1940 года эсэсовцы вывели Деринга и его жену из их квартиры[97].

Участники подполья не знали, что именно случилось с Дерингом, но ходили слухи, что в июне в бывших казармах польской армии за небольшим городком Освенцимом был организован концентрационный лагерь. Немцы называли это место Аушвиц. После прихода Гитлера к власти такие лагеря стали распространенным явлением в политической жизни Германии. Своим чрезвычайным указом Гитлер утвердил бессрочный арест, или «оградительное заключение», для любого человека, которого нацисты посчитают врагом государства. К началу войны они держали в нескольких концлагерях в разных районах Германии тысячи политиков, левых активистов, евреев, гомосексуалистов и других людей с так называемыми отклонениями в поведении[98].

Нацисты были отнюдь не первыми, кто применил на практике идею заключения своих оппонентов в концлагеря. Но Аушвиц отличался от остальных мест: это был первый немецкий лагерь, куда заключенных помещали по национальному признаку. Это был лагерь для поляков. На тот момент гитлеровцы еще не учитывали этническую принадлежность польских граждан, отправленных в лагерь: преобладали католики, но среди первых заключенных были и евреи, и этнические немцы[99].

Подпольщики почти ничего не знали об этом месте, но слышали, что немцы отправляют туда все больше и больше людей. В августе 1940 года там находилось более тысячи человек. Из писем заключенных почти ничего нельзя было понять. Но о масштабах насилия в Аушвице свидетельствовало количество уведомлений о смерти, которые получали семьи умерших заключенных, и забрызганные кровью личные вещи узников концлагеря[100].