В углу сада папа, как дирижер, махал какими-то палочками, которые пахли изумительно. Я смотрел, как завороженный, как он нанизывал на эти палочки кусочки аппетитного счастья, а потом пошел на кухню еще чего-то принести, оставив меня следить за шашлыком. «Лапы на стол не ставить! Со стола ничего не тянуть!» Но здесь нет стола… и пахнет так вкусно, что в животе Скуби что-то предательски забурчало. Если я возьму шампур, то будет очень заметно, но вот тот маленький кусочек слева. Скуби посмотрел направо, потом налево: никого! Время действовать. Скуби подпрыгнул и в одну секунду стащил божественно пахнущий кусочек. Мясо было горячим, настолько горячим, что его просто было невозможно проглотить. Уронив его от такой неожиданности, Скуби начал носиться по саду как угорелый в поисках миски с водой. Не найдя ее, он залаял так заливисто, что все взрослые в саду таинственно замолчали, а соседи с любопытством стали высовываться из окон.
Маленькая девочка в белом платьице протянула мне чашку с водой. Я хотел лизнуть ее в щеку и в знак благодарности положил лапы ей на плечи, только лапы были почему-то черными, да и платьице теперь тоже. Девочка сначала хотела заплакать, а потом засмеялась: «Давай найдем твою курицу!» Хозяйка смотрела на меня с укором. Но я же лапы на стол не ставил и со стола ничего не тянул?
Двери
— Что ты сегодня делал?
— Я лежал в проходе дверей.
— Ты же не любишь двери.
— Нет, не люблю. Особенно когда они закрыты.
— Почему?
— Наверно, меня держали в клетке или в закрытой комнате, но это было до тебя.
— Сейчас тебе лучше?
— Мне лучше, но я все равно не люблю двери. Иногда мне кажется, что меня опять закроют, и я буду один.
— Я тебя не закрою. Но иногда нам надо будет расставаться, как сегодня, например.
— Я не хочу расставаться, хочу быть с тобой. Порода у меня такая, я твой компаньон.
— Зато у нас будет встреча, самая необыкновенная радостная и шумная. Ты будешь на меня прыгать, а я теребить тебя за ушко.
— Я подумаю. Но ты не уходи!
Я заболел
Из двери тянуло холодом; тем самым холодом, который имеет обыкновение навязчиво забираться тебе под мех, под кожу, просачиваясь к твоим скрипучим суставам; тем самым холодом, который замедляет твои мысли и заставляет тебя свернуться в комочек для тепла.
Откуда же это тянет? Я хотел повернуть голову, но острая боль, подобная лезвию ножа, остановила меня. Странный звук, одновременно похожий и на всхлипывание и на тихий вскрик, завис в воздухе…
Надо закрыть двери, а то мамка встанет, а дом холодный. Приподнявшись на передние лапы, я понюхал воздух: улицей не пахло, наверно, двери все-таки закрыты. Надо встать и проверить.
Я попытался встать, но задние лапы не слушались меня, они вообще-то почему-то не двигались, странно, но и хвоста нигде не было видно. Нудная, противная боль стала растекаться по всему моему телу, как лужа на асфальте, забираясь и завоевывая каждую трещину, каждый сантиметр моего тела. От боли и бессилия что-либо сделать, от физической невозможности оградить себя от этого ненасытного чудовища, мне стало страшно и одиноко. Я стал всхлипывать, сначала редко, но потом все чаще и чаще.
Я не среагировал на голос хозяйки: «Гулять, Скуби»! И только когда я почувствовал тепло ее рук на моей спине, я заплакал. Большие, как бильярдные шары, слезы покатились из моих глаз, прячась в лузах моих усов, моей белой бороды и даже моей челки, растущей вверх.
«Что такое, Скуби? Устал?» Я поднял на нее мои глаза. Мне очень хотелось ее лизнуть за ее мягкий тон, за тепло ее рук и за то, что из дверей больше не тянуло холодом.
Ночь
Блеклое пятно фарфоровой луны то появлялось, то исчезало в складках объемистых тяжелых облаков. Казалось, луна хотела полежать, но никак не могла найти удобное и укромное местечко, чтобы прикорнуть на пару часиков.
«Перестань играть со мной в прятки», — сказал Скуби и огляделся: не разбудил ли он хозяев. Он любил луну, но ещё больше — это время суток, когда все были в постели, дом был тихим и можно было спать, закрыв оба глаза, ну, или мечтать мечты.
На прошлой неделе, однако, Скуби едва спал: как только его оба глаза закрывались и он, свернувшись калачиком, уплывал в страну снов, раздавался раздражительный скрип старых половиц и приглушённых ковром шагов. Туалет! Опять полуночные походы в маленькую комнату.
«Ночь нам дана для того, чтобы спать, а не бродить бессмысленно по дому», — проворчал Скуби, что в переводе на русский звучало, как «Рррррр!» Но половицы продолжали назойливо скрипеть, а осторожный хозяин потихоньку крался по направлению ванной комнаты. Не выдержав такой наглости, Скуби решил предупредить настырного пилигрима сначала низким хрипловатым лаем, ну а потом, на всякий пожарный, оповестить и всех жителей дома, включая соседей, звучным и забористым негодованием. Из комнат донеслось «Скуби, тихо!», и послышался недобрый стук в стену! Но скрип прекратился. И так было три раза на прошлой неделе!