– Да не знашь ты, Паша, не знашь! Никто этого не знат, потому как знаю это только я один – Николай Семенович Майзеров, лопшеньгский мужик. А вот я сейчас тебе покажу.
И он убежал к себе, в торец конюшни, в конторку, где конюхи обычно бражничали. Это помещение знали все деревенские мужики. Они похаживали в гости к конюхам. О конторке этой знали и жены тех мужиков и самих конюхов и все обещали конторку ту спалить. Да как ее спалишь – она ведь в конюшне. Не будут же бабы палить конюшню.
Из конторки Николай Семенович принес пучок белесого конского волоса.
– Это от Поратка волос. Самолучший припас для себя. Да куда теперь, ёштвоюлять, мне за пунашками ходить! Хотя хочу, Паша, ох, темнеченько как хочу.
Он опять уселся на бревенчатый настил, отделил от пучка две волосины, остальные отдал мне.
– Забирай, пока не передумал. Лучше нету, сам убедишься. Смотри, как надо делать.
Дядя Коля взял один волос, согнул его пополам, поднял петелькой кверху и пальцами обеих рук начал екать сверху вниз. Очень быстро получилась длинная косичка с круглым ушком на конце.
Дядя Коля подтянул нижний конец косички и просунул его в ушко. Получилась самая настоящая петля.
– Вот теперь эту петлю надо приладить к плашке. Научить?
– Научить, дядя Коля, научить.
– Ни хрена, ёштвоюлять, не умеете, молодежь.
Он поднял с земли щепку, достал из ножен рыбацкий свой ножик, обстругал. Получилась маленькая острая лопатка. Потом продавил кончиком ножа поверхность бревна, образовалась маленькая щель, взял только что приготовленную петлю и спросил меня:
– Ну-ка, скажи мне, охотник, каких размеров петелька должна быть?
Вопрос был сложный. Ясно, что пунашок должен попадать в петлю головкой, но я не знал его настоящих размеров, видел птичек только в полете.
– Вот, дорогой мой сосед, на этом прокалываются все пунашочники. Они делают маленькие петли, потому пунашки в них не попадают. Они разгуливают, ёштвоюлять, по плашкам, как по Невскому проспекту, и не попадают.
Я не бывал на Невском проспекте и не знал, как по нему так разгульно можно гулять пунашкам. Николай Семенович бывал на нем проездом из Германии, где служил срочную.
– А какие должны быть петли? – Я не мог не задать этот важный вопрос.
– Иди сюда, пунашочник, следи.
Он просунул в петлю три толстенных конюховых своих пальца.
– Вот, секрет тебе показываю. Проверено, ёштвоюлять. Только никому не сказывай, это я тебе по-соседски тайну раскрываю. В самый раз. Ну-ко, давай свою пятерню.
Он просунул мою ладонь в только что отмеренную уловистую петлю. Она влезла вся.
– Вот так вот и примеривай, сосед. Наловишь больше всех, Паша. А теперь гляди, как крепить надо.
И дядя Коля заостренной щепкой вогнал конец силка в бревно, в сделанную им расщелинку, легко постучал полешком по торцу щепки, ловко качательными движениями отломил щепку от того, что осталось в бревне, и звонко прикрикнул:
– Гаттов-в-вая!
Из бревна ровнехонько и красиво торчал белесый силок, сделанный из волоса, до недавнего времени украшавшего хвост колхозного коня Поратка.
Николай Семенович сделал из двух пальцев фигурку, напоминающую чьи-то ножки, и эти «ножки» стремительно, ничего не подозревая, побежали по бревнышку прямо в раззявленную смертельную пасть петли. Перед этой жуткой пастью они остановились, вместо двух «ножек» образовался вдруг один торчащий указательный палец дяди Коли, и вот он-то, бесшабашный, рванулся в коварную ловушку.
– Этть, ёштвоюлять! – крикнул опять с детским восторгом дядя Коля, и его палец затрепыхался, завертелся в коварной петле в бесполезных попытках из нее выдернуться.
– Доставай пунашка, Пашка! Гат-товвая! – взвизгнул опять Николай Семенович и порвал силок согнутым пальцем. Потом он достал последнюю папиросу, закурил, несколько раз переменил сидячую свою позу и сказал мне очень важную вещь: – Знашь ли ты, Паша, отчего у которых-то деревенских обормотов пунашки имеются и рыба клюет, а у которых-то и нет совсем?
Я хлопал глазами, я не знал. По сути дела, это была тайна из тайн. Ключ к охотничьему и рыбацкому успеху. Добычливых людей в народе уважают, над неудачливыми посмеиваются. А мужики с удачей есть! Есть такие мужики.
Вон, возьми хоть, например, Николая Васильевича Пунанцева, по кличке Копачка. Он даже если на свой огород рюжу поставит, ему навага весь кут зальет. А на нерпу ему и в море ходить не надо – напротив дома, с берега, сколько хошь настреляет. Вот добытчик, так добытчик! Добрая за ним слава водится.
Я хотел быть таким же удачливым и иметь такую же славу. Поэтому я хотел наловить много пунашек.
Николай Семенович замолчал. Он пыхтел скукоженной папироской и, сильно сощурившись, глядел в сторону теплого солнышка, катившегося к окончанию дня. Наверно, там, в далекой-далекой сторонушке, выглядел он и разглядывал теперь в эту минутку ту самую тайну мужицкого успеха. А та, словно вертлявая бабенка, поворачивалась то одним, то другим заманчивым своим боком. Красовалась перед симпатичным дядей Колей.