Добрые люди

– Это у них называется «освоение», – продолжал Сокóл. – Они бы, Ѣ, рядом проложили вторую дорогу, а! А не ремонтировали бы до бесконечности старую. Вот что тут, в поле, Ѣ, насыпи какие-то надо делать? Корчевать что-то надо, а? Едь себе на укладчике да клади, Ѣ, асфальт!

Его друг, пытавшийся, раз уж состоялась такая возможность, разобрать тайный шёпот ветра и подставить бледное лицо под горячее счастье лучей, в очередной раз сглупил и, вместо того чтобы молча кивнуть, зачем-то спросил задумчиво:

– А тебя что, серьёзно не радует, когда в твоей стране всё цветёт и строится?

– Моей… – с сомнением повторил Сокóл, снова отходя от Зёмы, словно тот мешал ему любоваться затором. – Ну да… Страна-то, может быть, и «моя». Да вот только что цветёт в ней и пахнет – всё, Ѣ, какому-нибудь маркизу Карабасу принадлежит! Согласен? Чё тут радостного-то?

– А ты что, думаешь, без Карабаса что-то будет расти?

– Но ведь росло же! Росло! – как-то по-бабски, истерично проверещал Сокóл.

Зёма пожал плечами…

– Без Карабаса? – тихо спросил он и тут же, упав в траву и раскинув руки, запел: – Я буду долго гнать велосипед…

– И шею себе переломаешь…

– В глухих полях его остановлю…

– И там тебя и зарежут!..

– Миленький! Ну я согласен! Согласен! Ну говно! Говно! Ну кончай ты соколить-то! Ну хоть на секундочку! – возопил голос из хлебов, а потом, затихая (как, помнишь, голос того султана из мультика про антилопу), дохрипел: – Довольно!..

Услышав это напоминание, Сокóл как-то уж излишне нервно потер руки и, матюгнувшись, ухрустел к машине. Зёма расслабленно выдохнул и закрыл глаза. Почувствовал, что падает куда-то назад, в дрожащую жаркую глубину… Но почти сразу донёсся сердитый голос с дороги:

– Эй, любитель, погнали! Пока Цапки за тобой не пришли…

Машины впереди уже рычали, выпуская столбы чёрного дыма, медленно опадавшего на живое золото.

Не меньше часа потеряли они из-за этого ремонта. Но зато потом, до самого Волгограда, их уже ничто не задерживало. Асфальт лежал ровно, разметка виделась чётко. Концерт по заявкам трудящихся в исполнении Кадочниковой и прочих, ещё менее известных нашим героям артистов, уже давно заменился обыденной музыкальной подборкой, но реклама не уставала балаболить, соблазнительным женским голосом предлагая семенной подсолнечник и картофель, предприимчивым мужским – сельхозтехнику «популярнейших марок» со специальным «преимуществом» для постоянных клиентов.

– Слышь, не хочешь поменять свой лом на более популярную марку? – пытался начать разговор как-всегда-виноватый Зёма. – Тут, видать, девчонки трактористов любят!..

Сокóл хмуро молчал…

Ехали… Солнце незаметно опускалось к горизонту. Оно увеличилось и стало из жёлтого рыжим. Словно усталость, которая тоже распухла и огромным оранжевым шаром пропихнулась в горло. Поля безрадостно пожухли, пожелтели, обсохли, а деревья зачахли и сжались, наклоняясь к земле и облизывая губы. Мелко дрожал ветерок какой-то противной, безысходной паники.

– Надо остановиться! – Сокóл вдруг ощутил сильнейшую жажду из будущего, почувствовав, что на вечер им может не хватить. – Чтоб уже не гадать: до девяти тут или до десяти!

И он вскоре остановился – как только на окраине какого-то небольшого городка мелькнула знакомая вывеска сетевого магазина. Хлопнули двери, удалились звуки шагов. Одинокая машина устало и гулко покашливала утомившимся от долгой дороги глушителем.

Всё здесь было совершенно другим. Но всё – тем же самым. И поражало то, что, даже несмотря на очевидность отличий, никак нельзя было просто и ясно сказать, в чём же они заключаются. В заполнившем всё предзакатном сомнении даже ветер устало притих, словно бы остановился в тяжёлом раздумье – стоит ли ему двигаться дальше.