Они стояли, склонившись над ямой на дороге. Анафема вызвала полицию. Прибывшие полицейские объяснили появление ямы проседанием почвы и наставили вокруг ярко-оранжевые предупредительные конусы. В яме было темно и очень глубоко.
– А здорово было бы смотаться в Тибет, – сказал Брайан. – Изучить военные искусства, и все такое. Я смотрел старый фильм про одну долину в Тибете, там все живут сотни лет. Она называется Шангри-Ла.
– У моей тети домик называется «Шангри-Ла», – сказал Уэнслидейл.
Адам хмыкнул.
– Тоже мне умники, назвать долину в честь какого-то домика, – сказал он. – Еще бы «Дом, милый дом» назвали. Или «Родные пенаты».
– Все лучше, чем «Шомпола», – мягко заметил Уэнслидейл.
– Шамбала, – поправил его Адам.
– Это, наверно, одно и то же место. Может, просто и так, и так, – с неожиданной дипломатичностью сказала Язва. – Как у нас дом. Мы поменяли имя с «Хижины» на «Прекрасный вид», когда туда переехали, а нам все равно приходят письма на адрес «Тео К. Купьер, Хижина». Может, они ее решили назвали «Шамбала», а люди все равно говорят – «Родные пенаты».
Адам бросил в яму камешек. Тибетская тема начала ему надоедать.
– Чем займемся? – спросила Язва. – На ферме в Нортон-Боттом овец купают. Сбегаем, поможем?
Адам бросил в яму камень побольше и прислушался, ожидая звука удара о дно. Звука не было.
– Не знаю, – рассеянно сказал он. – Я считаю, надо что-то делать с китами, лесами, и всяким таким прочим.
– А что? – спросил Брайан, который обычно получал большое удовольствие от такого развлечения, как настоящее купание овец. Он принялся вытаскивать из карманов пакетики из-под чипсов и бросать их в яму, один за другим.
– Можно после обеда пойти в Тэдфилд и не съесть по гамбургеру, – предложила Язва. – Если каждый из нас четверых не съест по гамбургеру, им не придется вырубать миллионы гектар джунглей.
– Все равно ведь вырубят, – отозвался Уэнслидейл.
– Вот опять стихийный
Ему было как-то очень не по себе.
Бобик, заметив внимание к себе, радостно вскочил на задние лапы.
– Такие, как вы, и едят всех китов, – сурово сказал ему Адам. – Могу поспорить, на твою долю приходится уже чуть ли не целый кит.
Бобик, ненавидя себя последней оставшейся в душе сатанинской искрой, склонил голову набок и жалобно завыл.
– Ничего себе мир, в котором придется расти, – сказал Адам. – Ни китов, ни воздуха, и все плавают в лодках, потому что уровень моря поднимается.
– Тогда атлантянам только и будет хорошо, – жизнерадостно заметила Язва.
– Угу, – отозвался Адам, хотя на самом деле не слушал.
В голове у него творилось что-то странное. Она болела. В ней появлялись мысли, которых он не собирался думать. Они шептали ему:
– Потому что они смогут отправиться куда угодно, – продолжала Язва, с беспокойством глядя на него. – Атлантяне, то есть. Потому что…
– Я сыт по горло всеми этими атлантянами и тибетцами, – резко заявил Адам.
Остальные ЭТИ уставились на него. Им еще не приходилось видеть его таким.
– Им-то хорошо, – продолжал Адам. – Они все ходят, расходуют всех китов, и уголь, и нефть, и озон, и джунгли, и все прочее, а нам ничего не останется. Нам надо лететь на Марс, и все такое, а не сидеть тут в темноте и сыри, и ждать, пока улетучится весь воздух.
Это был не тот Адам, которого знали ЭТИ. Они старались не смотреть друг другу в глаза. В присутствии такого Адама мир казался холодным и враждебным.
– Лично мне кажется, – Брайан попробовал подойти к делу прагматично, – лично
– Ты уже это говорил, – ответил Адам. – Или что-то похожее. Растешь себе, читаешь про пиратов, ковбоев, космонавтов и так далее, и как раз когда начинаешь думать, сколько всего удивительного в мире, тебе говорят, что на самом деле здесь одни мертвые киты, вырубленные леса, и
Остальные ЭТИ обменялись взглядами.
На мир
– Я считаю, с этим пора кончать и начинать все заново, – сказал Адам.
Этот голос не был похож на голос Адама.
Холодный ветер пронесся в летней листве.
Адам посмотрел на Бобика, который пытался встать на голову. Вдали послышался раскат грома. Адам наклонился и рассеянно погладил собаку.