Берил Ормерод недовольно нахмурилась. Раньше, когда появлялся Рон, он всегда говорил ей, что он счастлив там, за завесой, и рассказывал, как ему живется в том, что по описанию напоминало хижину в раю. Теперь его голос был больше похож на голос Рона, и она не была уверена, что ей хотелось именно этого. И она сказала то, что всегда говорила мужу, когда он начинал говорить с ней таким тоном.
– Рон, не забывай – у тебя сердце.
– У меня уже н… н-нет с-сердца. Заб-б… б-была? Так вот, Б… Б-берил…
– Да, Рон?
– Заткнись.
И дух исчез.
–
Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет.
–
Ее клиенты поднялись, пребывая в состоянии полного недоумения (кроме миссис Ормерод, которая еще была и жутко рассержена), и вышли в коридор.
– Мы еще не закончили разговор, Марджори Поттс, – прошипела миссис Ормерод, прижимая сумочку к груди, и захлопнула за собой дверь.
С лестницы донесся ее приглушенный голос:
– А Рону можете передать, что с ним мы тоже не закончили!
Мадам Трейси (которая значилась в правах на вождение мотороллера – и только мотороллера – действительно как Марджори Поттс) пошла на кухню и выключила огонь под капустой.
Она поставила чайник. Она заварила чай. Она села за стол, достала две чашки и налила чай в обе. В одну она положила два кусочка сахара. И замерла.
–
Она аккуратно поправила чашки на столе так, чтобы они стояли на одной линии, а потом сделала большой глоток из той, где был чай с сахаром.
– А теперь, – сказала она голосом, в котором каждый, кто ее знал, опознал бы ее собственный, хотя вряд ли ему был знаком этот тон, а именно, тон ледяного бешенства, – почему бы вам не рассказать мне по порядку, что происходит!? И постарайтесь найти объяснение получше.
Груз разлетелся по всему шоссе М6. Согласно транспортной накладной, грузовик был полон листовым гофрированным железом, однако обоим патрульным было трудно признать этот факт.
– И я хочу знать точно, откуда здесь вся эта рыба, – произнес один из них, в звании сержанта.
– Я же вам сказал. С неба свалилась. Еду я себе спокойно, скорость под сотню, и вдруг: бац! Ветровое стекло вдребезги, и мне в кабину влетает лосось, килограмм на пять! Ну, я тогда выруливаю на обочину, меня вот здесь вот заносит, – шофер показал на останки рыбы-молота под опрокинувшимся грузовиком, – и я влетаю вот сюда. – Вот здесь была куча рыбы самых разнообразных пород и размеров высотой примерно с трехэтажный дом.
– Что пили, сэр? – спросил сержант без тени надежды в голосе.
– Да ничего я не пил, недоумок! Ты что, сам рыбу не видишь?
Довольно крупный осьминог вяло помахал им щупальцем с самого верха кучи. Сержант с трудом удержался, чтобы не помахать в ответ.
Другой патрульный наклонился к своей машине и докладывал по радио: «…листы железа и рыба загородили проезд по М6 в южном направлении примерно в полумиле к северу от десятого перекрестка. Нам придется перекрыть все южное направление для грузовых машин. Ага».
Дождь стал вдвое сильнее. Юная форель, чудесным образом выжившая при падении, отважно пустилась в плаванье на Бирмингем.
– Это было чудесно, – сказал Ньют.
– Отлично, – сказала Анафема. – И тогда Земля тронулась с места. Для всех. – Она поднялась с пола, и, не собрав одежду, разбросанную по ковру, пошла в ванную.
– То есть просто чудесно, – крикнул ей вдогонку Ньют. – Просто просто чудесно. Я всегда надеялся, что так и будет. Так оно и было.
Послышался шум воды.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Стою под душем.
– А. – Ньют пустился в неясные размышления: всем надо мыться после этого или только женщинам. И у него появились подозрения, что какое-то отношение к этому имеют биде.
– Знаешь, что я тебе скажу? – начал Ньют, когда Анафема вышла из ванной, завернувшись в пушистое розовое полотенце. – Можем повторить.
– Нет, – ответила она, – не сейчас.
Она вытерлась и принялась собирать одежду с пола. Потом, не стесняясь Ньюта, она стала одеваться. Ньют, обычно готовый при посещении бассейна полчаса ждать, пока освободится кабинка для переодевания, лишь бы не разоблачаться в присутствии других, почувствовал легкий шок и сильный душевный трепет.
Тело Анафемы то открывалось его взору, то снова скрывалось из виду, словно руки иллюзиониста. Ньют все пытался пересчитать ее соски, и это ему никак не удавалось, хотя он не имел ничего против.
– Почему нет? – спросил он.
Он собирался добавить, что это не займет слишком много времени, но внутренний голос посоветовал ему не делать этого. Он очень быстро взрослел.
Анафема пожала плечами – не самый простой трюк, если одновременно ты пытаешься влезть в скромную черную юбку.
– Она сказала, это будет всего один раз.
Ньют молча открыл рот два или три раза, а потом сказал:
– Нет. Не могла она так сказать. Она не могла предсказать этого. Я не верю.
Анафема, которая уже оделась, подошла к картотеке, вытащила карточку и протянула ему.