Добрые слуги дьявола

«Рационалисты, — вывел Паньягуа и, как прилежный школяр, подчеркнул заголовок при помощи линейки, перепачканной чернилами, — напротив, не считают, что Бог (кстати, несуществующий) играет с человеком в кости или тем более в крестики-нолики. Для них аристотикия и ее уродливая сестра какотикия представляют собой не более чем следствие позитивной либо негативной жизненной позиции людей, которую они связывают соответственно с эйфорией и пессимизмом… В знаменитом трактате Мельхиседека утверждается (в данном случае речь идет только об аристотикии), что «как только происходит первое вдохновляющее счастливое событие, эйфория, или позитивный настрой индивидуума, привлекает новую удачу и т. д., в результате чего образуется цепочка везения. Это и есть то, что люди называют «полоса везения».

Далее Паньягуа подробно объяснил, что такое «везение» и откуда происходит это слово, а затем отметил, что в главе XI упомянутой выше книги утверждается, что:

«[…] Любопытно, что, находясь в непосредственной зависимости от душевного настроя индивидуума, аристотикия может быть искусственно привита человеку, то есть может быть вызвана ловким манипулятором, способным «сфабриковать» один-два счастливых события, которые начинают полосу везения. Как только они происходят и жертва воспринимает их как подарок судьбы, эйфория будет не только способствовать продолжению везения, но и сделает так, что даже самые незначительные события — зеленый огонек светофора в нужный момент, телефонный звонок или победа любимой футбольной команды — тоже будут приписываться благосклонности фортуны».

— Вагнер?

Писатель не мог сконцентрироваться на своем занятии, не зная, где находится кот. Ему показалось, что животное обиделось и занялось какой-то пакостью, чтобы досадить ему — возможно, охотится на птичек на балконе. Вагнер действительно занялся делом, которое не доставило бы большой радости Паньягуа и даже расстроило бы его, однако писатель пока не знает об этом.

Несмотря на беспокойство из-за отсутствия кота, Паньягуа решил не отправляться пока на его поиски. Он сам увлекся тем, что открылось ему, по мере того как продвигалась его работа. Так значит, Бог играет с человеком не в кости, а в крестики-нолики… Век живи — век учись. К счастью. Отлично, посмотрим, что дальше.

Еще рано, так что, закончив работу, он успеет написать инструкции Мартину Обесу относительно второй части плана — небольшого обмана, который должен положить начало аристотикии в жизни Инес Руано. Мартин должен позвонить жертве по телефону, представившись помощником главного редактора какого-нибудь знаменитого американского журнала — «Харперз» или «Вэнити фейр», — и сообщить, что они заинтересованы в сотрудничестве с ней и готовы заключить контракт на такую головокружительную сумму, чтобы Руано восприняла это как настоящий подарок судьбы. И начиная с этого момента…

«Начиная с этого момента, — записал Паньягуа, покусав для вдохновения кончик своего пера, — нужно подстроить две-три счастливых случайности (неожиданная встреча, банкнота в десять евро, валяющаяся на коврике возле ее двери). Все, что угодно, любая мелочь покажется жертве знаком особого благоволения фортуны, потому что, как уже было сказано выше, с началом аристотикии воображение жертвы или в крайнем случае мы сами, — на этом месте писатель прищелкнул языком, прекрасно зная, кому достанется эта грязная работа, — позаботимся о том, чтобы она во всем видела волю провидения. После этого и некоторых других деталей, о которых я сообщу вам позже, все будет готово к съемкам нашей телевизионной программы, и по ее завершении ваша роль будет исполнена. Желаю вам, — начал было Паньягуа, однако засомневался, погрыз гусиное перо, надеясь получить от него совет, и в конце концов, несмотря на свое убеждение, что помарки портят эстетический вид текста, решил зачеркнуть «желаю вам» и написал: «желаем вам удачи».

Паньягуа остановился, посмотрел на свое сочинение, на этот раз получившееся слишком длинным, и собрался подписать его. Какое имя выбрать сегодня? Этот момент работы доставлял ему наибольшее удовольствие: по складу характера он любил ситуации, предоставлявшие ему возможность выбора. Разумеется, он не подпишется своим настоящим именем, никому не известным в этом городе, и, уж конечно, не удобным псевдонимом «Грегорио Паньягуа», служившим ему столько лет. «Имена — не пустая скорлупа, — думал писатель, — они многогранны и, означая одно, намекают на многое другое». Поэтому свои послания Мартину Обесу он подписывал каждый раз различными, но обозначающими одно и то же именами. Конечно, никому и в голову не пришло бы разбираться в этих тонкостях, но Паньягуа с самой юности привык к тому, что его интеллектуальные намеки неизбежно проходят незамеченными. «Люди в наше время ничем не интересуются», — заключил он. Блеск эрудиции, которым он приправлял любую свою работу, всегда оставался недооцененным, однако Паньягуа никогда не мог отказать себе в интеллектуальном удовольствии.

— Вагнер? Ты где, Вагнер?