– Это… противно самой сути. Понимаете? Мама… не успела меня научить многому, но… это неправда, что дивы убивают, что… да, мы хорошо знаем, как устроено тело. Человека. Или нечеловека. Это… просто видно, – она тряхнула головой. Волосы опять норовили выскользнуть из косы. Непослушные они. – И теоретически… исключительно теоретически можно подумать, что это знание… что я способна остановить сердце. Или сделать так, чтобы печень перестала работать. Или почки. Или… не знаю, вариантов даже не сотни – тысячи, если не сотни тысяч. Тело – это очень и очень сложно.
Как объяснить кому-то, что она видит?
Астра когда-то пыталась. Серафиме Казимировне, которая о телах и болезнях знала не меньше, но оказалось, что знание ее совсем иного свойства. И пусть бабушка слушала внимательно, пусть порой спрашивала или переспрашивала, но… она понимала.
Астра же чувствовала.
Видела.
– Но убить – это… невозможно! Это как… не знаю… двуипостасному отказаться от второй своей сути. Вот. По собственному желанию, по… или даже сложнее. Если бы все было так, как… писали в тех газетах…
– Вы читали?
– Читала. В библиотеке… там ведь сохранились подшивки, которые еще до войны… и наверное, не стоило. Но… там писали неправду. Кто-то обманул всех. Дивы не могут убивать. Если бы могли, то… что бы их удержало?
Этот вопрос Свят и сам себе задавал.
Еще там, не Севере, когда впервые заглянул в темно-зеленые глаза и понял, что все это, забор, собаки, охранники и кандалы – пустое.
– Не важно, – она солгала, хотя и не любила врать.
Но стоит ли говорить о прошлом столь давнем, если жить мешает недавнее.
– Если бы… я согласилась, я бы тоже умерла, – Астра накрыла ладонями живот. – Бабушка это знала. А они… они все не могли понять. Эльдар приходил каждый день. Уговаривал. Обещал. Сказал, что женится на мне, но потом, позже, когда его примут в партию. Он заберет меня в Ленинград… а я… я поняла, что совсем его не знаю. Что это какой-то другой человек, не тот, в которого я была влюблена.
Астра тихонько вздохнула.
– Все ошибаются, – примиряюще произнес маг. – Хотите пряника?
– Хочу, – не то чтобы есть хотелось, Астра была сыта, но показалось, что будет правильно принять этот… подарок? Глупость какая. Кто дарит пряники?
Особенно такие, слегка помятые и с треснувшей глазурью.
Крошки она собрала пальцем.
И облизала.
– Потом он все-таки уехал. И написал, что женится. Я не знаю, зачем он вообще это написал. Может, предупреждал, если у меня все-таки были планы. Но планов не было. Я не ответила. А потом появилась Розочка.
Крошки были сладкими.
А пряник большим. От него слегка пахло табаком, но этот аромат лишь добавлял вкуса.
– Я любила Серафиму Казимировну… не сразу… она не была доброй. Так мне сперва казалось. Потом я поняла, что доброта бывает разной. Но я любила ее. А она, наверное, любила меня… но когда появилась Розочка… как будто вернулась часть той моей семьи. Понимаете? И часть меня. Даже не часть… и это тоже сложно объяснить словами. С нею я если не совсем целая, то совсем не такая… неправильная, как раньше. А если ее не станет, то не станет и меня. И ее тоже. Она пока не способна быть одна.
Маг молчал.
Смотрел и молчал.
Астра же откусила кусок пряника. Когда жуешь, то и думать легче. И говорить тоже.
– Возможно, это как-то связано с тем, что я дива… понимаете, когда… раньше… меня забрали, то… я ни о чем не могла думать, кроме как о том, чтобы опять оказаться рядом с родителями. И поэтому даже плохо помню, что было. Допросы вот помню. Комнату. И еще магов… таких как вы.
– Я не такой, – это прозвучало жестко.
И кажется, он обиделся.
– Разума, – уточнила Астра.
Глупо обижаться.
– Маги разума тоже бывают разными. Нельзя воздействовать на детей.
– Возможно, – спорить Астра не собиралась. – Я совсем не помню, куда меня везли. И как… помню, было плохо. Всегда плохо. Постоянно хотелось спать. И в детском доме только урывками. Я будто и вправду спала, а потом просыпалась, когда что-то происходило.
Как правило, нехорошее, но стоит ли говорить?
– И потом уже, после встречи с бабушкой, я стала чаще просыпаться. Она что-то делала… какие-то обряды. И возможно, поэтому мы долго ездили… мне кажется, она выбирала место. После рождения Розочки она сказала, что я совсем выросла. И что она сделала все, что могла. Что лучше кривое дерево, чем мертвое.
Астра с сожалением облизала пальцы.
– Еще?
– Пить захочется.
– А сок? Березовый? Я купил?
От березового сока она не стала отказываться. И совсем не удивилась, когда банку, трехлитровую, с кривовато налепленною этикеткой, Святослав вытащил из-под кровати. Бабушка тоже там хранила банки. Правда, она предпочитала яблочный.
– И я понимаю, о чем она. Моя мама… все то, что делаю я, она делала тоже, только легче. И больше. Она брала меня с собой, и пусть мне ничего не позволялось делать, но я ведь видела… десятки людей каждый день. И она возвращала их телам гармонию. И это было так просто, легко. У меня так не получается. Мало знаний. И силы. И… просто я действительно кривое дерево. А Розочка совсем другая. И будет другой, если…
– Ее не заберут?
– Да.