Рея попыталась подняться. Оперлась ладонями о землю, мыча от напряжения. Крысятник не сводил с нее глаз. Не сводили и взрослые. Фриц, Фрицик, все остальные. Сколько глаз. Она медленно встала. Посмотрела на Шелли. Не спит. Не застряла в ловушке времени.
Рея закричала, как кричала и в прошлый раз. Завыла истошным голосом. Звук заметался в провале. Заколотился о небо и о землю, дробясь и ширясь в ненасытной петле.
Жители Мейпл-стрит услышали его — и наконец-то узнали ответ на вопрос, которым задавались уже много дней:
Они поняли истинный смысл этого крика.
И все как один отшатнулись от Реи, а она сделала несколько шагов прочь от тела дочери, с новой мольбой. Никто не хотел быть с ней рядом. Прикасаться к ней. Те, кто стоял подальше, с ужасом увидели, как Фриц схватил за руку Фрицика, будто пытаясь его защитить. Но в основном они смотрели на Рею. Рот ее раскрылся, и оттуда, из самых глубин, вылетел вопль невыносимой боли.
Она шла сквозь толпу, и все расступались.
Наконец она оказалась в задних рядах. Рядом с Герти Уайлд, которая не двинулась с места.
— Рея, — произнесла Герти.
На лице Реи застыло испуганное, затравленное выражение. Она прекратила кричать, наконец-то воцарилась тишина.
— Вот это и есть худшее, — сказала Герти.
— Это ваших с Арло рук дело, — произнесла Рея в полный голос, чтобы все слышали.
— Мне тебя очень жаль, лапушка. Я тебе очень сочувствую, — откликнулась Герти.
И жители Мейпл-стрит наконец-то поняли, что имеет в виду Герти, когда говорит, что ей очень жаль.
Рея дернулась внутри этой тяжкой полости, шагнула ближе.
Герти не знала, что у Реи в кармане. Инстинкт требовал защищать Гупешку, отойти в сторону. Но в голове все крутился давний разговор: «Я хотела с тобой об этом поговорить — вижу, что тебе нравится Шелли. И ко мне ты хорошо относишься. А значит, не осудишь… О господи, да я настоящее чудовище!» А еще Герти думала о том, как отшатнулась в прошлый раз, в такой же момент: когда в провале обнаружили тело.
Впрочем, на следующий поступок ее толкнули не эти мысли. Ее толкнула Джулия, которая пошла на такое безрассудство ради лучшей подруги.
Герти раскрыла объятия.
Рея ошарашенно замерла, не вынимая руки из кармана.
— Это Арло, — произнесла она, все так же в полный голос, чтобы все слышали. — Он ее насиловал, когда она у вас ночевала. Все видели кровь.
— Твоя дочь мертва, — ответила Герти. — Произошло несчастье, теперь она мертва.
Рея дышала хрипло, отрывисто, будто тонула.
— Не мертва. Она во мраке. Я должна найти путь на другую сторону, — выговорила она. А потом услышала собственный голос, почувствовала на себе взгляды, застыдилась. — Это Фриц, — добавила она. — Его рук дело. Он ее бил. Насиловал. И Дом Оттоманелли тоже.
— Рея, она мертва. Твоя дочь мертва.
Рея, тяжело дыша, стиснула рукой свое горло, будто там застряло что-то живое.
— Не мертва. Не имеет права: она ведь не знает, что я сожалею.
Герти тоже плакала. Не из-за Реи — из-за Шелли и собственных детей.
— Конечно, знает, — сказала Герти. — Они всегда знают.
Рея достала руку из кармана — в ней пустота. Осторожно, чтобы не повредить Гупешке, шагнула в объятия Герти. Герти ее обняла. Женщины вспомнили, что когда-то были подругами.
Сожалею! — выкрикнула Рея, заливаясь слезами.
— Ш ш ш, — прошептала в ответ Герти. — Ты об этом не думай. Не думай ни о чем, кроме Шелли.
— Доченька моя. Жизнь бы отдала, чтобы ее вернуть, — произнесла Рея.
— Знаю, — откликнулась Герти.
— Герти, Герти, — всхлипнула Рея и сжала ее крепче, повисла на своей рослой подруге. — Как же мне больно!
— Знаю, — ответила Герти.
Наконец-то Рея ощутила то, что так долго от себя гнала. Она плакала не по себе, не по своим тайнам, а по Шелли. Это видели жители Мейпл-стрит, и им стало ясно, зачем они все это время на нее смотрели. Они пришли ради вот этого вот мига.
Не ниспровергнуть, а поддержать. Сгрудились теснее, в иной, более доброжелательный круг.
А одинокая тварь слушала. Одинокая тварь оставалась в одиночестве.
Для Реи настал нежданный катарсис. Подлинная дружба. Подлинная связь. Облегчение, которого она жаждала так долго. И на краткий миг таким счастьем показалось, что все очевидно. Все знают, какое она чудовище, и не отвергают ее. То был самый упоительный миг ее жизни.
Но для некоторых людей нет ничего страшнее очевидного.
Из книги Элиса Хейверика «Верь глазам своим: правда об убийствах на Мейпл-стрит»
Много лет в прессе не утихали нападки на жителей Мейпл-стрит. Их обвиняли и в травле Уайлдов, и в гибели семьи Шредеров. Некоторые авторы, например Донован и Карр, сочли раскаяние соседей после обнаружения тела Шелли признанием вины. Однако, судя по всему, жители Мейпл-стрит сострадали всем участникам конфликта, вне зависимости от их виновности или невиновности. Следует поставить им, равно как и Рее, в заслугу то, что они раскрыли свои объятия Герти Уайлд, вместо того чтобы ее осудить.