– Что-то спать хочется, – протянула усталым голосом. Потом, не обращая на меня никакого внимания, сняла с себя ситцевый в блеклых цветочках халат и осталась в трусах-шортах бежевого цвета и в ситцевом лифчике, тоже в цветочек.
Забралась под одеяло.
– Свет выключи! – попросила она. – И водку допей, если можешь. Нехорошо слезы оставлять…
В бутылке действительно оставалось на донышке, и я вылил остатки водки в свой стакан. Потом выключил свет и со стаканом в руке прошел внутренним коридором на палубный периметр. Облокотился о бортик и посмотрел на воду, отливавшую то ли патиной, то ли старым потемневшим серебром.
На небе горели крупные звезды. Три штуки. Висели они невысоко, а над ними мельтешила прочая звездная мелочь, несметная, как ночная мошкара, сбившаяся вокруг одного-единственного дорожного фонаря.
За моей спиной горело окошко чьей-то каюты, за которым шел громкий веселый разговор. Звенели стаканы, вспоминались случаи из прошлого – обычные, происходящие с каждым по многу раз в жизни. Но тут, под веселье и водку, они слушались внимательно и уважительно, и даже я постоял, замерев, минут пятнадцать. Слушал и улыбался. Какой-то деревенский вечер получался. В руках – стакан с остатком водки. На небе – звезды, за спиной – окошко, за окошком – разговоры.
Я допил водку и, вернувшись в каюту, улегся и постепенно заснул под негромкое, но настойчивое похрапывание Даши.
Глава 19
На следующий вечер рыбзавод выплывал в Каспий. Ранние звезды ненавязчиво и неярко поблескивали на еще светлом небе. По периметру палубы прогуливались трудящиеся плавучего гиганта. Я стоял у бортика и смотрел на воду – Даша сказала, что как только войдем в Каспий, вода позеленеет.
Мимо с хохотом прошла компания женщин, и в воздухе около меня задержался запах свежей рыбы. Но буквально через полминуты свежий солоноватый ветерок согнал его.
Рыбзавод покачивался на невысоких волнах, и это было для меня новым ощущением. Раньше мне трудно было бы представить, что волнам окажется под силу раскачать эту махину, но теперь я уже понимал, что Каспийское море может все: и освежить, и накормить, и утопить…
– Эй, котик, не простудишься? – раздался за моей спиной голос Даши.
– Так ведь не холодно, – не оборачиваясь, ответил я.
– Тут такие ветерки на Каспии – враз просквозят, – со знанием дела сказала Даша. – Пойдем лучше в каюту.
Утром я проснулся с тяжелой головой. Рыбзавод все еще покачивался – видно, это и было причиной моего беспокойного сна и трудного пробуждения. Даша уже была в цеху. На столике стояла банка «Каспийской сельди», тот самый коротковатый ножик и огурец.
«Заботливая, – подумал я, глядя на оставленный мне завтрак».
Поел, потом умылся. Выглянул за занавеску наружу – небо отливало свинцом.
Похоже, что погода менялась к худшему.
Сколько мне еще плыть с ними?
Не то чтобы путешествие это было неприятным, но просто его однообразие начинало меня утомлять: одни и те же консервы, одно и то же море. Только небо позволяло себе менять цвет, а так все одно и то же.
Где-то в коридоре прозвучал неясный, но удивительно громкий механический голос. Я подскочил к двери, приоткрыл ее и прислушался.
«Фельдшеру срочно прибыть в третий цех!» – снова повторил механический голос громкой связи.
Этот голос еще раза три вызывал фельдшера в третий цех, а потом снова стало тихо.
Неожиданно, минут через двадцать в каюту пришла Даша. Она была одета в бывший когда-то белым рабочий комбинезон, на голове – зеленая косынка. Лицо красное и в глазах – огоньки.
– Короткий день! – с улыбочкой сказала она, стягивая косынку и рассыпая по плечам каштановые волосы. – Конвейер остановили…
– А чего? – спросил я.
– ЧП. Девчонки пьяного Мазая в углу зажали и головку ему отрезали: Пока одни держали, Машка эту головку в дозатор бросила, так что она с рыбой в какую-то консерву попала… Там такой хай поднялся! – Даша рассмеялась. – А он бегает, конвейер остановил, начал банки открывать – искать среди сельди свой кончик…
– Ну и как, нашел?
– Где там! Пятьсот банок с линии вышло – все не откроешь, да и если б нашел, что он, его обратно бы стал пришивать? А?
Я пожал плечами.
– Сейчас врачи все могут пришить, кроме головы," – сказал я.
– А где у нас тут врачи? У нас тут один фельдшер – Коля – он раньше ветеринаром был, а потом на людей переучился. Он пришел, облил Мазаю обрезок зеленкой и бинтом замотал – вот и все пришивание! Вот кто-то консерву купит!
Ха! Подумает, что это печень трески попала!!!
Веселья Даши я разделить не смог. Как-то даже грустно стало.
«То ли дело могилы по ночам раскапывать?» – ехидно среагировала на мое настроение моя же мысль. «Ну, могилы – это другое дело, – возразил я ей. – В могиле если кто лежит, так только мертвый, которому все равно – раскопают его могилу или нет. Может, ему даже приятно будет – видишь, мол, и после смерти кто-то имеет к нему дело…»
Даша, не стесняясь моего присутствия, переоделась в розовый Сарафан, умыла лицо и руки. Потом, все еще с улыбочкой на круглом лице, уселась на свою койку.
– Ночью шторм будет, так что сегодня пить нельзя, – сказала она. – Кушать хочешь?