Добрый ангел смерти

«Ну вот, – подумал я. – Похоже; что только ленивый за мной не следил в Киеве! И УНСОвцы, и СБУшники, и любители финского „детского питания“. Просто удивительно, как я еще умудрился сюда живым добраться!»

Снова мне вспомнились следы на песке, виденные мною несколько раз после высадки на каспийский берег.

– Полковник, – спросил я. – Так это вы за мной в пустыне следили?

– В каком смысле?

– Я несколько раз утром видел следы в тех местах, где ночевал.

– Может, эти? – кивнул он на Петра с Галей.

– Нет, – ответил я. Полковник нахмурился.

– Да в общем-то я знаю, шо это не они – я сам за ними следил,.. – Полковник Таранедрсо задумался. Потом развел руками. – Вроде никого здесь больше быть не должно – все заинтересованные стороны уже собрались…

Некоторое время он молчал. Потом опустил папку на песок рядом со стульчиком и занялся вещами Петра и Гали. Выпотрошил их хозяйственную сумку (длинными ручками. Осмотрев вывалившиеся оттуда вещи, довольно крякнул. Взял в руки алюминиевую джезву, банку молотого кофе «Якобе» и блок «Сникерсов». Бросил хитрый взгляд на Петра и Галю. Галя лежала на боку и смотрела куда-то в сторону, а Петр, так же, как и я, изогнувшись, молча следил за полковником.

Разобравшись с вещами пленников и потратив минут пятнадцать на изучение записной книжки, принадлежавшей, по всей видимости, Петру, полковник Тараненко снова уселся на раскладной стульчик. Теперь его лицо выражало полную самоуверенность.

– Ну шо, можем дальше поговорить! – решительно произнес он. – Сперва с представителем «москалей», – и он проницательно уставился на меня. – Биографию свою рассказывать мне не надо, это мы уже читали. Начнем с другого – как это вас угораздило влезть в святые для каждого украинца дела. – И он с усмешкой бросил взгляд на Петра.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Ну шо, конечно, ваш интерес к Тарасу Григорьевичу, да еще в таком, можно сказать, международном масштабе.

– Ну а что здесь такого запрещенного?

– А хто сказал, шо запрещенного. Нет. Я не говорил. Я бы сказал, шо это довольно деликатные дела, особенно, когда они выходят за допустимые пределы и начинают затрагивать интересы другого государства…

– Знаете что, – я снова ощутил острую боль в шее, и руки мои заныли с новой силой. – Мне трудно говорить в такой позе…

– Так повернитесь как-то по-другому, и не обязательно на меня смотреть, а то шею сломаете… – посоветовал полковник.

Я снова перекатился на живот, уткнувшись подбородком в край подстилки.

– Я не вижу, за какие пределы, кроме географических, я забрался… – выдавил я из себя с трудом, так как говорить в этой позе было нелегко – не хватало дыхания.

– Ну ладно, мы к этому вернемся, а пока поговорим с Петром Юрьевичем Рогулей, – он перевел взгляд на Петра.

– Нэма мэни про що з вамы говорыты, – процедил сквозь зубы Петр. – Щэ и росийською мовою! И нэ соромно украйинцю чужою мовою говорыты? А?

– А кофе «Якобе» пить и «Сникерсами» закусывать украинскому патриоту не стыдно? – сказал в ответ Тараненко. – Нет, шоб с собой львовские конфеты взять и отечественный кофейный напиток!

Полковник тяжело вздохнул. Разговора не получалось. Он поднял с песка папку с рукописью Гершовича, снова стал перебирать бумажки, приближая к глазам то одну, то другую. Нашел и рапорт-донос ротмистра Палеева. Внимательно прочитал его и задумался.

Думал он долго. Я даже успел вздремнуть – это был простейший способ отвлечься от ломоты в костях.

– Ну шо? – вернул меня к реальности голос «адидасового» полковника. – Надо решать, как быть дальше… Тут я уже разобрался, так шо длинные разговоры не нужны… Нужно копать… Токо надо решить: как. Волочить я вас не собираюсь…

– полковник скорее рассуждал вслух, чем обращался к нам. – Так шо, может, ноги развяжу… Токо не сразу… А вообще-то, – он посмотрел на лежавшую среди выпотрошенных сумок фирменную банку молотого кофе. – Вообще-то, было б неплохо кофейку…

И он прикусил губы.

А солнце поднималось, и дневное воздушное тепло опускалось с неба на песок, высушивало ту мизерную влажность, которую подарила этой мертвой земле ночь.

– Как вы тут кофе варите? – спросил полковник, глядя на меня.

– Женщины собирают хворост и разводят костер, а на треногу вешают котелок с водой, – ответил я монотонно.

– Хворост? – переспросил, оглядываясь полковник. – Где ж тут его собрать?

Я вон на сухом спирте себе еду грел, да он кончился…

У меня в голове возник план возможного спасения, хотя представить себе полное избавление от всей этой компании было невозможно. По крайней мере в этот момент.

– Гуля знает, где хворост искать, она же местная, – и я указал взглядом на свою связанную жену.

Полковник Тараненко тоже посмотрел на нее, пожевал в задумчивости губы, провел рукой по гладковыбритым щекам и проверил пальцами, правильно ли топорщатся его ухоженные густые усы.

– Вот шо, – заговорил он. – Я ее развяжу, она – лицо посторонней национальности, пускай воду вскипятит… А вы пока полежите, вам кофейку тоже хватит…

И полковник наклонясь над Гулей, развязал ей руки, потом – ноги.

Мне казалось, что Гуля, как только он развяжет ей руки, даст ему по морде.