Я тихонько встал, стараясь не разбудить Гулю. Забрался на верхнюю полку и лег на спину. Уставившись в темноту деревянного потолка, вдруг заметил тонкую щель, сквозь которую пыталась заглянуть в наше купе далекая звезда. Я хотел присмотреться получше к этой звезде, приподнял голову и потерял ее. Потолок теперь казался сплошным. Я снова опустил голову и заснул, укачиваемый ритмичным шумом поезда.
Глава 57
Проснувшись, я только по лезвию солнечного света, проникавшему в купе через щель в потолке, понял, что наступило утро. В этом солнечном лезвии копошились тысячи пылинок.
Я глянул вниз с высоты своей полки. Петр еще спал, уткнувшись в угол. Гуля сидела за столом – я видел только ее руки. Посмотрел напротив – Галя лежала на спине, подтянув подстилку под подбородок. Ее глаза были открыты. Она смотрела на потолок.
– Ну что, доброе утро? – сказал я, приподнимаясь на локте.
– Доброго ранку, – повернулась ко мне Галя и сразу заглянула вниз, под свою полку. – Пэтю, вставай!
Я спрыгнул вниз. Взгляд мой упал на то место, где обычно бывает окно. В рассеянном тусклом свете мне заметен стал какой-то квадрат на деревянной стенке над столом. Я подошел ближе, наклонился и, обрадовавшись своему открытию, громко хмыкнул. Передо мной было окно или по крайней мере – оконница, заколоченная снаружи щитом. Я даже увидел кончики двух гвоздей, которыми прибили этот шит. Энергия, накопившаяся во время сна, потребовала выхода, и я, попросив Гулю подвинуться к стенке купе, залез на нижнюю полку и ударил правой ногой в деревянный щит. Доски треснули, но щит не поддался.
– Ты чого? – Петр встревоженно поднял голову. Я еще раз что было сил ударил ногой по щиту, и тут же еще одна полоса света вонзилась в купейное пространство. Это была широкая горизонтальная полоса; она перерезала нож света, падавший сверху. После третьего удара щит с треском отлетел от вагона и остался где-то позади, а нам в оконницу засветило солнце, засветило так ярко, что все мы зажмурились, а Петр даже закрыл глаза рукой.
Для меня сочетание стука колес и прямого солнечного света показалось музыкой. Я играл с солнцем, не отворачиваясь и не закрывая глаз ладонью. Глаза были закрыты, но сила солнца проникала сквозь сомкнутые веки и рождала причудливые цветные пятна. И новый воздух, ворвавшийся в окно, вымел подчистую все купейные запахи, заменив их на свежий и влажный запах моря.
Когда через минут пять мы уже открытыми глазами посмотрели в окно, то увидели, что едем вдоль берега, вдоль Каспия, то немного поднимаясь над ним, то приближаясь почти к кромке воды. Красота увиденного затягивала наше молчание.
Окно оказалось не единственным нашим открытием в это утро. Под нижними полками уже в солнечном свете мы обнаружили коробку с посудой, ложками и вилками, примус и бутылку керосина, четыре старых верблюжьих одеяла с вытертыми восточными орнаментами. Уже позже я заметил, что в туалете, на стенке, одновременно являвшейся дверью в грузовую часть вагона, чьей-то рукой был приклеен портрет Пушкина, наверное вырезанный из старого «Огонька».
Было ясно, что мы были не первыми обитателями этого вагона, и мы сполна ощутили чувство благодарности перед нашими предшественниками. Все, что мы нашли в это утро, было тщательно почищено и уложено. Даже примус блестел медью так, словно им никогда не пользовались.
«Мы заплатили за вагон-люкс», – подумал я, вспомнив об отданных за замену вагона долларах. Теперь оказалось, что вагон того стоил.
Петр умело заправил примус керосином, накачал его и зажег.
– Ты извини меня за вчерашнее, – сказал он мне по-русски, и я понял, что он действительно чувствует себя виноватым. – Это все табак… Не тот табак…
– Цэ взагали нэ табак! – громче обычного произнесла Галя сердитым голосом.
– Ты наркотыкив накурывся!
Петр поискал глазами по купе. Я, поняв что он ищет, достал из-под стола кулек. Он зачерпнул ладонью «табака» и поднес ладонь к глазам.
– Тю! – только и сказал он, мотнув головой. Потом выставил ладонь в дырку окна, и «табак» унесло ветром.
– Отак бувае! – сказал он сам себе. Потом опять посмотрел на меня. – Все равно извини, Коля. Я уже там не помню, что говорил…
– Ничего, – я махнул рукой.
Галя уже пристроила на примус котелок с водой. Стоял он не очень твердо на плоской решетчатой подставке – хорошо, что посредине подставки было круглое отверстие – нижняя полусфера котелка на два-три сантиметра садилась в это отверстие, придавая конструкции относительную устойчивость.
Гуля мелко нарезала на столе палочку сушеного мяса. Я с интересом наклонился к мясу.
– Это водитель дал, баранина. – Гуля кивнула на пакет, лежавший у нее под боком на полке. – Суп будет.