Добрый ангел смерти

«Мое будущее теперь с ней, и оно уже не мое, оно — наше, — подумал я, не сводя глаз с ее спины. — Мы теперь всегда будем вместе, и то, что мы такие разные, убережет нас от однообразного спокойствия семейной жизни. Где мы будем жить? Конечно, в Киеве… Там, где есть жилье…»

Мысли о Киеве вернули меня в состояние тревоги. Мне хотелось как можно быстрее вернуться туда, домой, но одновременно возник и страх, страх скорее за Гулю, чем за себя. Я тоже был беззащитен, но моя безопасность волновала меня куда меньше. Я собирался возвратиться в Киев со странно любимой женщиной. Я еще не полностью осознавал, как я люблю ее. Я только знал, что она — самое дорогое, что есть у меня. Для безмятежной жизни во все времена требовалось лишь одно условие — быть никому не нужным, то есть — говоря современным языком — не высовываться. К сожалению, с самого начала я высунулся, и, кажется, слишком далеко. Если бы так далеко высунулся из гнезда какой-нибудь птенец — он давно бы уже упал и был съеден кошкой.

«Может, не Киев? Может, Астрахань или любое другое место, где можно на первых порах устроиться вдвоем налегке, в каком-нибудь общежитии, а дальше уже вставлять свою жизнь в достойную рамку? Нет, — понимал я. — Все это — лишь фантазии. Я не смогу не вернуться домой. И не стоит самого себя пугать раньше времени — может, те, кому я испортил торговлю „детским питанием“, уже лежат под землей на санитарной глубине в полтора метра? Может, и те, кто уложил их туда, тоже лежат рядом и только датами смерти на мраморе памятников отличаются от первых?»

Жизнь всегда интереснее смерти.

Я оглянулся по сторонам. Галя сидела на своей подстилке и что-то вышивала.

В вечереющем воздухе я заметил только клубок с красными нитями у нее на коленях. Странная идиллия, возникшая в этот день после обеда, и настораживала, и умиляла меня одновременно. А где полковник? Я еще раз оглянулся по сторонам.

Его нигде не было. Может, он спустился к мумии?

Ведомый любопытством, я вышел на край песчаного холма и бросил взгляд вниз. Солнце уже не попадало своими ослабшими лучами на место наш поисков. Я различил внизу черную мумию, но полковника Тараненко видно не было.

Озадаченный, но не более того, я возвратился к костру. Присел рядом с Петром.

Прислушался к треску огня.

— Петя, — произнес я минут через пять. — Я хочу поговорить с тобой…

* * *

Петр поднял на меня вопросительный взгляд. Его лицо было освещено бликами огня, который подчеркивал его опускавшиеся до подбородка черные усы.

— Ты знаешь, — заговорил я, — мне кажется, что мы с Гулей здесь лишние…

Это больше ваше дело, твое, Гали и полковника… Я чувствую, что… ну как бы это сказать? Я — русский. Гуля — казашка. Я только сейчас стал осознавать, что для вас — это прикосновение к святому…

Я говорил совершенно искренне; искренность мешала мне четче излагать мои мысли, но Петр неожиданно поднял к лицу руку, словно желая остановить меня. Я замолчал.

— Ты не прав, — сказал он по-русски. — Ты совершенно не прав. Мы не нацисты, и не нужно нас бояться. Мы не заявляли, что «Украина только для украинцев». Если ты любишь Киев, ты должен полюбить и Украину. И совершенно не обязательно для этого надевать сорочку-вышиванку и вешать над дверью рушник…

Мы все вместе: украинцы, евреи, русские, казахи построим европейское государство…

Я остолбенело слушал Петра. В голове не укладывалось, что это речь члена УНА-УНСО. Что-то тут было не так. Мало того, что он заговорил со мной по-русски, он еще и высказывает мысли, созвучные скорее декларации прав человека ООН, чем упомянутой организации, о целях и задачах которой я читал в газетах нечто совершенно противоположное.

— Ты обязан остаться с нами до конца, — продолжал он. — У нас еще много работы. Вечером вернется Витольд Юхимович, и тогда мы тебе все расскажем…

— Вернется? — удивился я.

— Да, он ушел в город. Вернется с новостями. Потерпи еще часика два…

У меня пропал дар речи. Оказывается, пока я спокойно делил наш «дружный коллектив» на три заинтересованные стороны: нас с Гулей, СБУ и УНА-УНСО, две последние нашли общий язык и стали одной заинтересованной стороной. И теперь, похоже, они собирались пригласить нас с Гулей влиться в их ряды.