Добрый медбрат

Чарли понимал, что его мир скоро рассыплется, будто домик из картона. Он начал чувствовать, что люди из «Святого Варнавы» знают, чем он занимается{27}, – те, кто его допрашивал, четко дали ему это понять. Не важно, сколько сумок он испортил – одну или сотни. Они знали. Они даже не изучали период его работы в отделении ожогов, но все равно знали. В течение нескольких месяцев они концентрировались на двух пациентах, у которых случилась передозировка и остановка сердца. В остальных случаях легко было запутаться: сложно отличить необычные симптомы от их стандартного набора при комплексе заболеваний, но с этими двумя все было очевидно. Чарли осознавал, что Арнольд и Бэрри вычислили всех медработников, чья смена совпадала с этими двумя случаями, и поняли, что только он работал в оба этих вечера. К тому же они нашли, изучили и сохранили в качестве улик сумки для внутривенного вливания, в которые он добавлял инсулин в кладовке. Иногда он делал это в случайном порядке, не задумываясь о том, кто именно пострадает. Чарли был уверен, что его отпечатки остались на всех испорченных сумках: он даже не думал надевать перчатки. Он считал, что если Арнольд и Бэрри захотят его прижать, то у них это получится.

Он наслаждался ожиданием, степенным течением времени и особым напряжением, которое оно добавляло к ночным сменам. Все стало невероятно четким, каждый щелчок перчатки или глоток кофе казался проникнутым особым смыслом. Всю весну, осень и зиму он ждал развязки истории. Когда ее не наступило, он решил, что сотрудники больницы слишком боялись, были чересчур глупы, а может, и всё вместе. Чарли мог представить масштаб тех неприятностей, которые доставят больнице его развлечения, – иски на огромные суммы, как те, что показывают по телевизору, способные приструнить любого корпоративного гиганта. О чем бы ни беспокоилась больница, Чарли понимал, что не о пациентах. Сотрудники больницы лгали точно так же, как лгали ему, когда он осматривал тело матери.

Они скрывали. Они прятали. Никто на самом деле не стремился избавить людей от боли; он ощутил это лицемерие, когда то же самое произошло с ним. С профессиональной точки зрения он находил легалистский подход крайне неприятным. Как человек, воспитанный в католической среде, он видел в этом иронию: святой Варнава, Сын утешения, – покровитель всех тех, кто находится на дне. Неспособность больницы остановить Чарльза казалась ему своего рода искуплением вины. Поэтому когда «Святой Варнава»{28} перестал звонить ему и предлагать смены, Чарли был искренне удивлен.

6

10 января 1992 года

Чарли объяснил свое увольнение Эдриэнн как вызванное какими-то внутренними политическими интригами в больнице, проблемами, его не касающимися. По его словам, он просто попал под раздачу администрации. Он сказал Эдриэнн, что причиной тому стала ожидающаяся забастовка медработников. Об этом говорили в отделении, но Чарли был в числе тех, кто выступал против. Он говорил, что пострадают пациенты. Это был вопрос принципа – Эдриэнн видела, как во время его рассказа снова появляется прежний Чарли. Чарли ясно дал понять, что он ставит пациентов выше зарплаты и прорвет линию пикетирующих, если это потребуется. Это мнение было не самым популярным, а потому он стал объектом мести внутри отделения. Они сделали его козлом отпущения.

Это запутало Эдриэнн. Козлом отпущения? Ради чего? Чарли сидел в кресле, как кот, величественно и строго. Ну, говорил он, все это крутилось вокруг странных случаев в «Святом Варнаве». Имели место некоторые инциденты, и это повлекло за собой расследование. Инцидент – ну, кто-то подмешивал что-то в сумки для внутривенного вливания. Подмешивал инсулин, который опасен, как Эдриэнн может себе представить. Эта история ее шокировала. Чарли рассказал ее спокойно, объясняя во всех деталях, что порты на сумках для соляного раствора сделаны так, чтобы их можно было проткнуть иглой с целью добавить в раствор лекарства, и что невооруженным глазом невозможно определить, протыкали сумку или нет. Увидеть можно под микроскопом, говорил он. Проколотый порт выглядит как использованная пробка, некоторые из них прокалывали десятки раз. В его отделении случались передозировки и остановки сердца, говорил Чарли, – только так администрация смогла определить, что происходит что-то плохое. Невозможно сказать, сколько именно пациентов стали жертвой всего этого и сколько из них скончалось в итоге, но, вероятно, очень много, действительно впечатляющее количество.

Кто за этим стоял – большая загадка, говорил Чарли, прямо шпионский роман. Больница провела серьезное расследование, но не смогла определить виновного. Чарли считал, что все это выставляло руководство госпиталя полными дураками. Поэтому им нужен был козел отпущения, мученик. Чарли был распят, потому что поступил правильно в ситуации с забастовкой. Его сделали приоритетной целью внутреннего расследования в «Святом Варнаве». Поэтому его уволили. Это было нечестно, говорил Чарли, но такова была его жизнь – несправедливой.