Добрый медбрат

Как и большинство сестер, Эми считала себя героем, которые защищают самую хрупкую часть человечества, заботятся о тихих и беспомощных, помогают им. С его изогнутой спиной, мягкими серыми волосами и невзрачными стариковскими кофтами, новый медбрат казался Эми еще одной нежной душой, нуждающейся в защите, – он напоминал мистера Роджерса[7], такой сентиментальный и подавленный. Белый халат Чарли носил на себе следы холостяцкой стирки, а за заляпанными аптечными очками в его глазах скрывались тьма и отчаяние, которые Эми приняла за замаскированный гнев. Всего за пару ночных смен Эми поняла, что Чарли Каллен – один из самых забавных людей, которых она встречала. В четрые утра Чарли мог заставить ее хохотать над историей, как нельзя лучше подходящей к ее сумасшедшей жизни. Юмор и сплетни смягчали страдания и горе, неизбежно шедшие в комплекте с работой, а Чарли для этого подходил идеально. Несколько историй строились вокруг абсурдности его армейской жизни, включавшей задания вроде охраны ядерных ракет с дубинкой или издевательства, которые вызвало его нежелание пи́сать в банку в присутствии другого мужчины. Однако большинство было связано с девушкой Чарли, Кэти, и ее попытками выставить Чарли из дома. Эми называла это «Шоу Чарли и Кэти», выпуск которого она смотрела каждую ночь. В конце концов она ответила на это собственными признаниями.

Каждую ночь Чарли быстро выполнял свои обязанности в отношении пациентов, а затем осматривал палаты, пока не находил ее. Эми была прокрастинатором, все время опаздывающим, поэтому она восхищалась{142} его технической сноровкой, приобретенной за четырнадцать лет работы в девяти разных больницах. Вскоре она привыкла на это полагаться. Ее должность в Сомерсете была самой удачной, которую она занимала почти за пятнадцать лет карьеры. Бонус в 20 000 долларов за заключение семимесячного контракта и 1 700 долларов в месяц на жилье были «сумасшедшими деньгами». Она хотела их получать, даже если работа ее убивала.

В середине смены в октябре того года Чарли нашел ее, сползающей по белой стене сестринского поста. Он отвел ее в пустую палату и закрыл дверь. Эми села на кровать и, еле отдышавшись, начала рассказывать. История была забавной, по крайней мере в контексте висельного юмора медработников. Эми работала в одном из лучших кардиологических отделений страны и втайне медленно умирала от сердечной болезни.

Эми диагностировала ее сама – прогрессирующая фибрилляция предсердий, вызванная хроническим синдромом слабости синусового узла. Диагноз хотя бы частично объяснял ее парализующие панические атаки и тот факт, что они были такими тяжелыми. Синаптические связи в ее сердечной мышце давали сбой. В конце концов это привело к неустойчивости сердечного ритма, которая не позволяла крови нормально циркулировать через легкие и по телу. Эми чувствовала себя так, будто тонула в собственной заторможенной кровеносной системе. И хотя она предполагала, что по ее сердечной мышце нанес удар вирус, подхваченный, возможно, от одного из пациентов, она одновременно размышляла о душевных корнях проблемы: о своего рода эмоциональном вирусе, психологической бомбе, заложенной детскими травмами, о вреде, нанесенном памятью. Сердечная болезнь была не единственным ее секретом. Другие убивали не меньше.

Чарли слушал, кивая по-докторски. Затем он вышел и вернуля спустя минуту, держа в руке зеленую таблетку – дилтиазем дозировкой в 0,5 мг. Эми выпила таблетку и встала, опираясь на стойку пустой капельницы. Было всего два часа ночи, а у нее впереди еще много работы.

– Нет, послушай, – сказал ей Чарли, – ты отдыхай. Приказ врача. – Он слегка улыбнулся. – Я возьму твоих пациентов на себя.

– Чарли… – начала говорить Эми.

– Не волнуйся, – ответил Чарли, – я умею хранить секреты.

Чарли не знает, сколько человек убил в Сомерсете, знает лишь, что это началось тогда, когда заболела Эми. С того момента он не останавливался.

Кардиомиопатия Эми не наблюдалась до февраля, когда она потеряла сознание на работе и ее отправили в реанимацию. Ей потребовались электрокардиостимулятор и отпуск. Чарли остался один и заменил ее внимание знакомой компульсией.