Добрый медбрат

Плиссированные кожные покровы свободны, как кожаная рубашка с короткими рукавами, шокирующая на ощупь. Медработникам требуется время, чтобы приспособиться и научиться без усилий справляться с такими тактильными сторонами травм. Когда они перестают с ними справляться, они уходят. Некоторые медработники покидают отделение интенсивной терапии ожогов сразу и меняют его на что-то менее жестокое. Другие остаются до тех пор, пока не сталкиваются с обгоревшим пациентом, напоминающим им кого-то близкого или их самих.

Почти треть пациентов этого отделения – дети. Иногда ожоги – это наказание за то, что они обмочились в кровати или забыли сделать работу по дому. Медработники определяют следы насилия. Среди них ожоги от батареи и сигарет, зажигалок и конфорок, красные следы горячей воды и черные следы удара током. Каждый имеет собственный тип боли. Чарли видел их все.

Некоторая боль разбегается по коже паутиной маленьких красных следов, другая остается в виде волдырей или тонких белых рубцов. Медработники делали всё, от них зависящее, чтобы скрыть боль за чистыми марлями и бинтами, за ширмой обезболивающих. Однако Чарли знал, что боль может оставаться тайной. Боль может тлеть, обжигая изнутри и никак не проявляясь снаружи. Особенно у детей. В отличие от взрослых, дети не кричали, когда он их чистил, не хныкали, лежа в своих постелях. Дети терпели боль и хранили свои секреты, чтобы не быть наказанными. Мать Чарли никогда не использовала конфорку или горячую кастрюлю в качестве наказания, но причиняла ему боль иными способами. Его дразнили и били бойфренды сестер, большие парни, у которых были кольца, «шевроле», «камаро» и облегающие джинсы. Он чувствовал их взрослую силу и никогда не забывал, что значило быть ребенком, боящимся ее тени. У одной из его сестер был постоянный парень, который жестоко избивал ее на протяжении всей ее беременности. Она убегала, но бойфренд не уходил. Чарли тоже становился жертвой его безжалостного нрава.

Он познал боль в армии. Ожоги были наказанием за «порчу имущества флота», как они выражались. Он просыпался утром после увольнительной на берег, которая заканчивалась попойкой, со ступнями, красными от солнечных ожогов и опухшими до размеров футбольного мяча. Они заставляли его надевать военную обувь и давали лишь таблетку аспирина. Во время работы он напоминал себе, что он знал боль так, как не знал ее никто. Чарли думал об этих детях, находившихся в страшных мучениях, которые никто не был способен понять и унять. К этому времени медработникам запретили давать детям какие-либо обезболивающие сильнее тайленола-3{11}. Этого было совсем недостаточно. Многие медработники хотели давать детям больше. Некоторые из них так и делали.

Дети поступали в отделение горячими и опухшими, больными и напоминающими Чарли о его собственной боли. Он брал на руки этих кричащих, плавящихся маленьких людей, зная, что скоро хирурги будут разрезать их, точно печеную картошку, делать Y-образные надрезы, чтобы их не разорвало, и это будет лишь первой в череде многочисленных операций. Со временем их расплавившаяся кожа затвердеет и превратится в шрамы, венообразные линии, которые хирурги снова будут разрезать, чтобы шея и руки сохраняли подвижность. Без этих операций дети останутся запертыми внутри своих запеченных тел. Твердые шрамированные оболочки становятся слишком негибкими, чтобы справиться со скачками роста и нормальными движениями. Единственной надеждой таких детей были скальпель и «скафандр» – похожая на гидрокостюм одежда, которая сжимает ребенка в болезненных объятиях. Такой «скафандр» давит на шрамы, делая их тоньше, как скалка, которая без конца раскатывает неподатливое тесто. Возможно, если они будут трудиться не покладая рук, то со временем, ценой боли и давления, кокон из шрамов станет достаточно тонким. Однажды ребенок сможет двигаться и расти. Однажды, может быть, он даже сможет забыть о боли. Чарли знал, что дети могут жить. Может увеличиваться их возраст, но не тело; без помощи медработника они навсегда будут заперты внутри стонущего кокона их собственного детства. Чарли считал это одним из самых точных уравнений на свете: мир давил с одной стороны, а «скафандр» – с другой.

Чарли нравилось работать в «Святом Варнаве». Он знал, что он здесь полезен и необходим. Ему нравилось заботиться о немощных, мыть, кормить и одевать зависящих от него людей. Ему нравились одиночество ночной смены и профессионализм более старших коллег. Ему нравилось даже название госпиталя; воспитанный в католической семье, Чарли знал, кто такой апостол Варнава. У него были собственные отношения с этим святым. Церковь отмечает праздник апостола Варнавы 11 июня. В этот день Чарли Каллен начал работать в Медицинском центре святого Варнавы{12}.