Добрый мэр

Агата посмотрела на надежно закрытую дверь и снова потрогала пуговицы своей блузки, вспомнив, что совсем недавно они были расстегнуты, и гадая, что Гектор успел увидеть.

— А сейчас, — сказала она внезапно, — пришло время поужинать!

Она открыла молоко и смочила в нем пальцы, которые котенок с превеликим удовольствием облизал шершавым розовым язычком.

— Теперь попробуй-ка этого, — Агата оторвала полоску от копченого лосося, и котенок набросился на него, словно тигр. — Мне придется сходить в цирк за хлыстом и тумбой, зверюга ты этакая! Но не обманывайся и не строй воздушных замков. Мы здесь каждый день копченой лососиной не ужинаем. Это только в честь твоего прибытия. А завтра будет требуха из рыбной лавки.

Агата дала котенку еще несколько кусочков, а потом, решив, что копченый лосось слишком соленый и котенку захочется пить, снова дала ему облизать молоко с пальцев.

Хлопнула кухонная дверь, голос Гектора прокричал что-то вроде «Хватит пить чертово пиво!», а потом что-то о «Трех коронах». Заскрипели стулья, захлопнулась входная дверь, и стало очень тихо.

Агата взяла котенка на руки и легла на кровать, усадив его себе на грудь. Когда она стала почесывать его за ушком, он замурчал, словно маленькая мохнатая кофемолка. Так они и лежали: он мурлыкал, она чесала его за ушком. Она чесала его за ушком, он мурлыкал. В конце концов они незаметно и тихо уснули, и Агата проспала бы до самого утра, если бы котенок не написал на шторы и не стал царапать ковер, пытаясь закопать следы содеянного. От этого звука она и проснулась.

Агата вскочила с постели, отчего на пол посыпались обрывки промасленной оберточной бумаги и рыбья чешуя.

— Ах ты, гадкий котишка! — воскликнула Агата, и котенок поспешил укрыться под кроватью. Агата понятия не имела, что делать, когда кошки писают на шторы. Вот бабушка наверняка знала. У нее бы тут же нашлось какое-нибудь подручное средство: уксус, очистки репы, пищевая сода или еще что-нибудь в этом роде. Однако Агата твердо знала, что нельзя просто оставить это пятно сохнуть. Она сбегала на кухню и вернулась с чайником холодной воды, которую и вылила на пятно. «Вот теперь пусть сохнет. Хуже точно не будет», — подумала она и взглянула в окно. За окном был вечер. Агата посмотрела на часы: почти половина десятого. Мама Чезаре! Агата надела туфли и выбежала из квартиры.

На улице было пусто и тихо. Октары уже закрыли свой магазин. Стук Агатиных каблучков эхом отдавался от закрытых дверей и окон на противоположной стороне дороги. Направляясь к углу Александровской улицы, она услышала вдалеке лязг приближающегося трамвая и звон железного колокольчика. Она представила себе, как вылетают из-под колес искры на крутом повороте, и побежала быстрее, но когда достигла перекрестка, трамвай уже отъехал от остановки и громыхал по Зеленому мосту.

Агата медленно подошла к остановке и села на чугунную скамейку. Следующий трамвай должен был прийти через десять минут. Она поправила свой плащ, подтянула чулки, застегнула перчатки. Потом открыла пудреницу, взглянула в зеркальце, недовольно вздохнула, расстегнула одну перчатку, зубами стянула ее с руки, смочила палец слюной и поправила непослушную бровь. Снова взглянула в зеркало. Вот, теперь лучше — вид немного более респектабельный. Не надевая перчатку, она пересчитала монеты в кармане плаща. Хватит, чтобы доехать до Замковой улицы. Как долго иногда могут тянуться десять минут!

Агата откинулась на скамейке и немного опасливо взглянула в сторону «Трех корон». У дверей никого не видно. Когда их, наконец, вышвырнут на улицу, последний трамвай уже давно уйдет. Да, никого не видно. Агата встала и завернула за угол остановки, чтобы взглянуть в другую сторону, на мост и на мой собор на холме. Над позолоченными закатом куполами и шпилями кружилось белое голубиное облако. Агата неожиданно почувствовала, что завидует этим голубям. Возможно, у голубя нет свежеокрашенной ванной, но, насколько она могла судить, голуби не склонны придавать значения таким пустякам. Зато у него есть место для ночлега, где им всегда рады, место для дрожащего, танцующего, воркующего соприкосновения тел, место, где растут его птенцы… И если однажды вечером он не вернется, повстречавшись с ястребом или не заметив вовремя мусороуборочную машину, его будет кому-то не хватать — пускай всего один вечер. Агата вздохнула. «А что есть у меня? Котенок, который писает на шторы!» Она почувствовала себя одинокой и смешной. Ей следовало бы тайком выбираться из дома ради встречи с богатым любовником, который танцевал бы с ней, шептал на ушко всякие глупости, угощал ее бифштексом, а потом… потом… Что потом?

— Не знаю, что это за «потом» такое, — сказала Агата, — но когда оно случится, я его опознаю. И это «потом» явно не включает в себя ожидание трамвая, который должен отвезти меня в гости к сумасшедшей старухе, с которой я до сегодняшнего утра и словом не перемолвилась.

Она начала пританцовывать на месте, изображая каблуками что-то вроде чечетки.