Добрый мир

след шляться по ночам как неприкаянным... Часа в три, вдоволь надумавшись

и наворочавшись, Саня наконец уснул.

Этой ночью он опять воевал. Какие-то странные, нереальные картины

проносились в усталой его голове, а он воспринимал их так, словно все было

наяву. То недремлющее «я», которое сидит в нас и заставляет в нужный

момент проснуться или хотя бы предупреждает: не верь, это сон! — это его

второе «я», видно, тоже уснуло. Снилась Сане первая его БМП, но какая-то

огромная, словно раздутая, и очень неуклюжая. Сверху, с высокого бархана,

по БМП методично долбила пушка, короткоствольный уродец М-11,

штатовского производства, он узнавал ее по звуку, и перед машиной

плюхались небольшие ядра, чуть больше теннисных мячей. Ядра крутились и

подпрыгивали, а Сане все хотелось выйти наружу и распинать их. «Не

вздумай, дубишка,— ворчал сзади Саенко,— они с накачкой!» — «Да что вы,

товарищ лейтенант,— смеялся Саня,— таких с накачкой не бывает!» И снова

весело хохотал. «Ну с чего я взял, что его убили? Ну не кретин ли?! Ведь

ранили! Подумаешь — горло перебили! Сейчас что угодно пришивают: руки,

ноги, сердце. Подумаешь, горло им зашить!» Он оглядывался и так, чтобы

лейтенант не видел, смотрел на его горло. Лейтенант ворчал и,

кажется, не видел, куда смотрит Саня. На горле его был синий неровный

рубец. «Избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом!» —

приказывал лейтенант. И Саня понимал, что он от него хочет. Требовал,

чтобы развернулся на пушку лобовой броней,— он всегда так шутил.

Саня разворачивал свою БМП, но все не в лоб, все не в лоб, все

промахивался как-то. Но это нисколько его не беспокоило. В голове

вертелась веселая песенка на мотив Высоцкого, и он иногда выкрикивал ее

вслух:

Мой юный друг, сними бронежилет! Поверь, дружок, он жмет тебе в

коленках!

Машина крутилась на месте, Саня напевал под нос песенку, а

уснувшее намертво контрольное «я» все длило и длило его сонное счастье.

ПОВЕСТИ

«ВНИМАНИЕ: ВСПЛЫТИЕ!»

1

Собака гавкала без увлечения, но методично, и Коля решил, что завтра

он обязательно разберется с ее хозяйкой, этой вечно размалеванной тетерей с

пятого этажа, потому что псина была ее, это Коля знал точно; он давно уже

различал по голосам все дворовое собачье братство. Нельзя же так

распускать!.. Можно было встать и чем-нибудь запустить в собаку прямо

через форточку, но не хотелось. И телевизор выключать не хотелось, хотя

хоккей давно кончился и по экрану мельтешил красно-сине-зеленый «снег».

Свет автомобильных фар обозначил на дальней от Коли стене решетку

окна и начал смещаться влево, в угол; на следующей стене он прошелся по

стеклам книжного шкафа, затем выхватил несколько репродукций из

«Советского фото» и замер на распятом Христе, вырезанном из куска березы.

Левее Христа висели часы-кукушка. Коля вгляделся в циферблат. Двадцать

три пятьдесят.

Машина стояла под самым окном. Мотор работал на малых оборотах,

и в комнате скоро запахло отработанным газом — форточка была приоткрыта.

«Не ходи босый, не живи на первом этаже»,— зачем-то вслух проговорил

Коля и стал ждать, когда хлопнет автомобильная дверца. Из машины вышли

минуты через три. Он услышал знакомое: «Ну ладно, чао!» — и встал с

дивана.

Коля стоял в коридоре, прислонившись спиной к стене, и молча

смотрел, как Люся раздевается.

— Кони сытые бьют копытами,— наконец

сказал он. И, чуть помедлив, добавил:—

Все наетые и напитые... Ну как повеселилась?

Люся молча прошла в спальню. Оттуда донеслось недовольное

покряхтывание Алешки, потом звякнула крышка горшка. Сыну было шесть

лет, но он все еще не вставал по-маленькому сам; они с Люсей уже несколько

раз обращались к врачу.

— Я говорю, как повеселилась? Гене

рал-то был? Или доцент какой завалящий? —

снова спросил Коля жену, когда та прошла мимо него в ванную.

Она опять промолчала.

Коля сходил в комнату, выключил телевизор и пошел в кухню. Когда

Люся пришла туда, он встретил ее новыми вопросами:

— А кому «чао»? Ленке, что ли?

— Да нет, дяденьке одному,— спокойно ответила Люся. И так же

спокойно, без раздражения, спросила сама: — Чем мы опять недовольны? Я

ведь тебя, кажется, звала? Чего завелся опять?

— А кто говорит, что мы недовольны? Мы радые. Слава богу, сегодня

пришла, а не завтра. Или завтра? — Коля взял левую руку жены — на ней

были часы — и поднес ее к своим глазам.— Ноль-ноль-пять. Значит, вчера

пришла. Молодец. Нормально, все довольны. Люся резко выдернула руку.

—

Я сколько раз просила — без рук!

Тема ссоры была привычная: Люся опять

«гуляла».

На этот раз выдавали замуж бухгалтершу из ее ОРСа. Бухгалтерше

было далеко за тридцать, замуж она выходила в первый раз, и манкировать

этим событием было никак нельзя.

— Что ты от меня хочешь? — злым голосом почти крикнула Люся.—

Чтобы я стала таким же домоседом, как ты?!

— Не ори,— тоже повысил голос Коля. Он встал с табуретки и закрыл

кухонную дверь.— Не ори,— повторил он тише.— Надоело. И похождения

твои надоели. До чертиков. И все, чего я хочу — так это прекратить их

наконец.

Люся склонила голову набок и, поигрывая спичками,— она

собиралась включить газ — насмешливо протянула: