Добрый мир

нагнувшись через стол к Коле, легонько ударила его ладошкой по лбу.

— И то верно, и то верно,— закивал головой Коля.

Анечка звонко рассмеялась и легким изящным жестом снова

поправила волосы.

Помолчали. Коля пил какао и посматривал на большого белого кота

Антошу, скромно примостившегося возле Анечкиных ног.

— Вы, дядя Коля, разводитесь? — без всякого выражения,

нейтральным каким-то тоном спросила вдруг Анечка.

— Кто, я?— глуповато переспросил Коля. И тут же бодро ответил: —

Угу.

— А почему? — племянница неуловимо быстрым движением

придвинулась к столу, и Коля невольно сравнил ее жадно блеснувшие глаза с

глазами кота Антоши.

Первым побуждением его было сказать какую-нибудь

глубокомысленную глупость, какими обычно обороняются от

любознательных детей, вроде — «потому что «потому» — окончание на «у».

Но от глупости он удержался. Он вздохнул, покатал в руках пустой стакан и

ответил, как мог, честно:

— Да понимаешь, Анюта, тут сам черт не разберет.

— А это вы так захотели? Или она?.. Или тетя Люда? — Анечка

быстро нагнулась к Антоше и взяла кота на руки.

— Много будешь знать — скоро состаришься,— не уберегся все же

Коля от пошловатого маневра.

—

Анечка вздохнула, потерла глаз, словно туда что-то попало, и занялась

котом. Она достала из кармана халата гребешок и принялась старательно

расчесывать Антоше загривок. Коля почувствовал себя неловко.

— Ты этому зверюге на пробор сделай,— посоветовал он.

— Ну и зря вы так...— Анечка еще ниже склонилась над Антошей.

— Что зря? — переспросил Коля.

— Ну развод этот... У нас и так вся родня какая-то чокнутая...

— Что-что? — Коле показалось, что он ослышался.

— Я говорю — чокнутая,— внятно повторила Анечка.— Этот папаша

мой... совсем уже запился, как бич какой-то... И бабушка была забитая, она же

деда как огня боялась, вы ведь помните, вы даже лучше меня знаете! А мама

тоже, совсем уже... Только работа да работа! Домой придет — и здесь снова

эти выкройки, эти вытачки с рюшечками, эти толстозадые клиентки...

мещанки несчастные! Никогда шить не буду! А куда маме столько денег? Она

вон на фабрике целых двести рублей получает!

Коля смотрел на макушку племянницы и не мог понять, что нужно

было делать: брать боцманский свисток и прекращать эту крамолу или

молчать сардиной и слушать. У него даже ладони вспотели.

— Я вами всегда любовалась, я никогда

не знала таких женщин, кроме тети Люды...

таких красивых и умных, как тетя Люда. Я

так всегда вас ждала! И вас, и тетю Люду, и

Алешку! Я, если хотите знать, тетю Люду лучше

вас знаю, я ее как... эта... как женщина чувствую, она не то что эти дуры

надутые! Не смейтесь, пожалуйста!

— А я и не смеюсь,— растерянно сказал Коля.

— Это вы, наверное, сами что-нибудь натворили, тетя Люда не какая-

нибудь там вертихвостка: полюбила — разлюбила. Вы поменьше маму

слушайте!

И Анечка исчезла. Был ребенок — и как ветром сдуло. Антоша успел

только коротко истерично мяукнуть.

Коля с полминуты посидел без движения, потом зачерпнул из

кастрюли полный стакан горячего какао и не спеша, мелкими глотками, стал

пить. Смакуя благостный напиток, он вдруг вспомнил, что в их чокнутой

родне уже был один такой маленький вулкан: баба Сте-панида, материна мать

и Анечкина прабабка. Он плохо помнил ее, ему было всего девять лет, когда

она умерла, но в сознании его сохранился образ морщинистой

темпераментной старушки, веселой и ругачливой одновременно, которая так и

не ужилась со своим зятем, его отцом; она жила в деревне одна, и набеги ее

были нечастыми.

Мария пришла, когда Коля кормил Антошу,— зверюге тоже хотелось

какао. Анечки дома "уже не было; она играла в волейбол за городскую

юношескую команду, и тренировки отнимали почти все ее свободное время.

Теперь уже Коля сидел с Марией, как недавно Анечка с ним. Мария

ела и деликатно расспрашивала его о впечатлениях первого

дня холостяцкой жизни. Коля улыбался и отвечал, что все нормально.

Только день этот еще не кончился. Впереди был целый вечер.

Разговоры, телевизор, долгое лежание в кровати. На все это нужна была

хорошая психологическая подготовка. Дождавшись, когда Мария, отдохнув,

села за швейную машинку,— у нее была срочная работа — Коля пошел

прогуляться. По набережной, мимо Дворца спорта «Химик», к родному

заводу, к садику Алешки — и обратно. Целых два часа подготовки!

Дома Анечка ходила мимо него бочком. Видно, ей было стыдно за

свой недавний экспромт. Чтобы она не слишком переживала и чтобы

чувствовала, что отношение родного дяди к ней нисколько не ухудшилось,

Коля один раз не удержался и, будто невзначай, шлепнул ее по узкому

крепкому задику. Более приличного дружеского жеста он не нашел. Анечка

зарделась, показала ему язык и снова, как раньше, хлопнула его по лбу

ладошкой. И обоим на душе стало легче.

Плохо сделалось Коле ночью. В Мариином доме ему досталась целая

комната, бывшая комната отца. Он, не двигаясь, лежал в отцовской

кровати/смотрел в окно на дальние сполохи факелов нефтехимического

комбината и чуть не рычал от накатившей на него смертной тоски. Было

настолько плохо, что даже сами слова — «смертная тоска» — казались ему