– Он и сам так сказал: «Я есть альфа и омега, первый и последний», – вздохнула София.
– Твой отец мог быть трижды святым, но его последователи опасны; общение с ними запрещено наши законами, – нахмурился римлянин. – Извини, я забыл, меня ждут неотложные дела. Тебе придется уйти.
– Я понимаю: неотложные дела, – избегая смотреть на него, София встала с лежанки и пошла к дверям.
– Прощай, – сказал римлянин.
– Прощай, – ответила она, не обернувшись, и проговорила про себя: – Не первый и не последний…
– Давай споем! Ну, давай споем! – уговаривал своего товарища Иосиф, привалившись к чьему-то забору на темной улице.
– Ты с ума сошел, ночь уже, – отказывался товарищ. – Хочешь, чтобы нас забрала ночная стража?
– Нет, не хочу, – покачал головой Иосиф. – Я хочу петь.
– Выгонят тебя из общины, – укоризненно сказал его товарищ. – Помяни мое слово – выгонят!
– Ты глуп. Ты мой друг, я тебя люблю, – хочешь, я тебя поцелую?.. – но ты глуп, – криво улыбнулся Иосиф. – А наш раввин умен, и другие раввины умны. Не понимаешь? Все просто: пока я, моя мать и сестра живем у всех на виду, кто поверит, что мой отец – сын Божий? Раввины готовы признать его пророком, но сыном Божьим – никогда! Но те, кто называют себя его учениками, только и твердят, что он Бог. Сейчас стали появляться писания, в которых сказано, что он Бог и сын Божий; я читал одно такое – мой отец в нем сам говорит это о себе. Вот бы он посмеялся, – а может, не посмеялся, – если бы прочел! Нашего исчезновения – моей матери, и, особенно, моего с сестрой, – хотели бы как раз эти мнимые ученики отца, а раввины простят мне что угодно, и чем хуже я себя веду, тем лучше для них. Я их не осуждаю! Они пекутся о благе нашего народа, который погибнет, если отпадет от своей старой веры.
– А тебе самому не стыдно вести себя так? – спросил его товарищ. – Перед памятью отца не стыдно?
– Ну, ты еще будешь приставать ко мне с нравоучениями! Мать мне все уши прожужжала, и ты туда же? – Иосиф шутливо толкнул его в грудь. – Отвечу: мне не стыдно. Мой отец был нормальным мужчиной, любил женщин и вино, – и я нормальный мужчина. Когда я пью, когда меня видят пьяным, я напоминаю о том, что мы оба люди: я и он. Да, он был великим человеком, – может быть, лучшим на свете, – но человеком! Не надо делать из него Бога, примите, как от человека, учение моего отца; его заповеди человеческие, а не божественные. Я понятно говорю? Ты понял меня?
– Я понял, – сказал товарищ. – Давай, я отведу тебя домой, уже поздно.
– Не хочу домой! – оттолкнул его руку Иосиф. – Пойдем в трактир: в порту есть трактиры, которые не закрываются всю ночь. Вина, еще вина!..
Нерон. Гений и злодей
Мальчик жил недалеко от великого города Рима в доме, окруженном висячими садами. Вечерами слуги выносили ложе мальчика в портик дома, ставили там стол с фруктами и прохладительными напитками. Мальчик любил смотреть на закат, а потом, когда темнело, на яркие звезды на небе. Внизу, в садах, музыканты играли тихие приятные мелодии; слуги, беззвучно ступая, зажигали светильники, и мальчик читал стихи непревзойденных греческих поэтов. Иногда он даже плакал от умиления перед божественной силой муз. Ничего большего не хотел он, чем стать стихотворцем, – и втайне уже сейчас сочинял поэмы.
В одиннадцать лет к нему приставили воспитателя, известного в Риме своим умом, образованностью и красноречием. Как ни странно, этот наставник был к тому же богат и знатен. Он поразился дарованиям ребенка и чистоте его души. «Это – от богов, – думал наставник. – Талант и добро – две нити, связывающие человека с божествами. И он обязан хранить их, иначе судьба будет к нему жестока. Я должен помочь мальчику сохранить священный огонь в его душе». И мальчик скоро оценил заботу и внимание своего воспитателя: тот понимал его мысли и желания, и мальчику было хорошо с ним.
Но детство прошло. Когда мальчику исполнилось семнадцать лет, он стал правителем великой империи. От Британии до Черного моря, от Дуная до Африки его слово приводило в движение сотни тысяч людей; по его приказу строились и разрушались города; он мог у любого отобрать жизнь, – и никто не осмеливался возражать ему. Напротив, все славили имя нового императора Рима – Нерона.