Второй день прошел схожим образом. Турин бранился, попеременно дежурил у окна и возле подворотни, выбегал курить на проезд, возвращался мерить шагами приемную-гостиную и по одной выковырял из пирога все вишни. Белег читал, изучал счета, чистил оружие и выравнивал на столе канцелярские принадлежности. На третий день сдался.
— Вот что, — газета легла на изжелтевшее сукно между чернильницей и адресным справочником; Белег поднялся и подошел к окну. День в Менегроте стоял тихий и погожий, и, хотя через проезд в запущенном сквере угадывалось скорое увядание, осень в город еще не вступила. — Прогуляйся в центр. Походи, послушай. Загляни куда-нибудь.
Дважды говорить не пришлось: Турина как ветром сдуло. Уронило табуретку, смело с вешалки тертую шоферскую кожанку. Хлопнула квартирная дверь — к возможному недовольству соседа напротив, затем дверь парадной — к гарантированному недовольству господина Гвириэля. Молодой человек выскочил из подворотни, под возмущенный свист извозчика перебежал Кирпичный проезд и зашагал в сторону центра.
Идея открыть сыскное агентство возникла полгода назад. Белег тогда долеживал в госпитале и за неимением иного занятия размышлял о смутных своих перспективах. Возвращение на службу стояло под большим вопросом, а иного дела в его жизни не завелось: семьей он себя не обременил, состояния не сделал и всего имущества за вычетом квартиры (служебной), лошади (служебной) и кошки (приходящей) имел теперь пехотное обмундирование без знаков различий, но с четырьмя лишними дырками, пару чемоданов с личными вещами и коробочку с наградами. Оружие ему уже потом неофициально вернули вместе с официальными бумагами — увольнительным, банковской книжкой, а также справкой из военного трибунала: дело о дезертирстве было прекращено в виду отсутствия состава. Сюда же следовало добавить сильно подмоченную репутацию и звонкую малочисленность визитеров: в госпиталь исправно наведывался один только Маблунг.
— Ты главное поправляйся, а там как-нибудь разрешится. И с тобой, и с Турином, — ободряюще повторял он, кутаясь в слишком маленький и слишком мятый посетительский халат; Белег соглашался. Маблунг из всей их пятерки обладал самой впечатляющей неспособностью хитрить, и по его виду любой бы понял — дело дрянь.
Тем удивительнее было, что все действительно разрешилось. Самый очевидный план (раствориться в неспокойных землях Пограничья) остался не востребован. Самый неоднозначный — не получил шанса на обдумывание всерьез. Так себе перспектива найма в охранную контору — стеречь торговое представительство или маяться в чьей-нибудь приемной — тоже отпала. Белега выписали. Через пару недель отпустили Турина. Потом они оба были заняты душеспасительными разговорами и искали временное жилье, а уже потом провели три с лишним месяца в муторных и порой откровенно унизительных хождениях по казенным кабинетам. Но это было уже не важно.
— Теперь-то поделишься? Чем мы займемся на самом деле? — спросил Турин, когда дело было сделано, и они на ближайший год перебрались из трущоб Нового Заречья в достаточно приличный дом господина Гвириэля.
— Поделюсь, — отозвался Белег, насаживая на гвоздь рамку с первой во всем Белерианде лицензией на сыскную деятельность. — Теперь мы будем ждать.
Время было обеденное. Где-то там, в центре большого города, да и просто чуть в стороне от спокойного, немного потерянного среди глухих промышленных улиц Кирпичного проезда сейчас подходила пора — хлопали двери кафе, кофеен, рестораций и обычных лавок. Праздные горожане еще прогуливались по бульварам и паркам, работающие — спешили воспользоваться перерывом. Но здесь, в Дальнем районе, в это время всегда становилось тише: из проезда и с соседних улиц напрочь исчезали автомобили и груженые повозки, стихал фабричный гул, и только пешеходы чаще останавливались возле решетки сквера — там, где витой чугунный прут был отогнут в сторону.
Большой и красивый изразцовый комбинат просуществовал здесь пять лет. Этого хватило, чтобы по Белерианду прокатилась Нирнаэт, в Дориате сменилась мода, а владелец разорился — пришлось выставлять имущество на торги и бесславно возвращаться в заштатный Нан-Татрен. Ни здания, ни землю под ними выкупать не спешили, и все внутри медленно ветшало, а сквер вокруг сделался обычным прибежищем обедающих рабочих (днем), гуляющих парочек (вечером) и (по ночам) различных субъектов, назначающих встречи в удобном месте — вблизи от порта и от всегда оживленного западного выезда из города. Сейчас очередь была за первыми, и из зарослей привычно доносились приглушенные голоса, а в проходе через ограду образовался небольшой затор…
Политая герань в пестром глянцевом горшке — часть квартирной обстановки — посвежела и приободрилась. Белег приоткрыл ей окно, вернул на место бутылку из-под «Долмед №2» и осторожно присел на подоконник. Еще полдня прошло без новостей, без визитеров, без дельных сообщений.
Следовало чем-то заняться.