Добудь Победу, солдат!

Окончательно Ольга успокоилась, когда получила назначение и командировочное удостоверение, предписывающее в двухдневный срок явиться к месту службы, в 47-ю стрелковую дивизию, которая дислоцировалась в Псковской области. Она отоварила свой продовольственный аттестат и оставила продукты маме, не слушая никаких возражений, попросила только что-нибудь испечь в дорогу. Половину следующего дня они провели на рынке в поисках плиточного азербайджанского чая для Николая Парфеныча, но нашли только грузинский, и, несмотря на дороговизну, Ольга купила сразу шесть плиток. Так, в хлопотах, пролетел последний день и вечером, собрав и уложив пожитки в вещмешок, они с мамой присели отдохнуть в гостиной, и тут только вспомнили о Наденьке, которая не докучала им в тот вечер, и тихо сидела в уголке дивана. Любовь Николаевна вышла на кухню, чтобы накрыть на стол и покормить дочь перед дальней дорогой, потому что поезд отправлялся поздно вечером, и оказалось, что о многом не успели поговорить. Когда она вошла в комнату и позвала к столу, Ольга взяла девочку на руки и сказала:

– Что ты хмуришься, Наденька? Не расстраивайся, я скоро вернусь!

Надя обняла ее крепко за шею и вдруг закричала пронзительно – Не пущу! – и Ольга почувствовала, как детские зубы впились в ее плечо, и охнула от боли. Любовь Николаевна подбежала, чтобы успокоить ребенка, но не знала, как это сделать, а девочка билась в истерике в руках дочери и кричала:

– Не пущу! Мама! Не пущу!

Ольга оторвала Надю от себя, уложила с трудом на диван и крикнула:

– Валерьянку! Скорей! – и мама ее бросилась на кухню. Вдвоем они влили лекарство девочке в рот, а она все вырывалась, но вскоре успокоилась и даже перестала плакать. Любовь Николаевна, уже не сдерживая слез, накапала и себе настойки, выпила и прошептала:

– Господи, в чем же провинились люди русские, что беда такая на нашу землю обрушилась? Боже, где ж справедливость твоя?

Вдруг Ольга взглянула на Любовь Николаевну и воскликнула радостно:

– Мама, она заговорила! Это же чудо! Девочка моя, – говорила она, прижимая Надю к себе, – ты заговорила! Ты опять говоришь!

– Я хочу с тобой! – тихо сказала Надя – Возьми меня с собой!

– Детям нельзя на войну! – сказала Любовь Николаевна как можно ласковее. – Ты же знаешь.

– Можно! – ответила Надя. – Я уже была на войне! Я умею воевать!

Потом они долго сидели за столом, пили чай и говорили о многом, об отце, о будущей мирной жизни, и о том, что Наде нужно оформить документы и как это лучше сделать. Единственный родной человек покидал ее, и как все дети в самой безнадежной ситуации, девочка опять просила:

– Возьми меня с собой, Оля!

– Оля скоро вернется! – сказала Любовь Николаевна. – Война скоро кончится, и Оля вернется! А тебе нужно готовиться к школе, на будущий год как раз время подойдет. Ты кем хочешь стать, Наденька, когда вырастешь?

– Я хочу стать миной! – неожиданно ответила малышка.

– Почему миной? Какой такой миной? – не поняла женщина.

– Большой миной! С крыльями!

– И что ты будешь делать, если станешь миной?

– Я полечу и увижу где много немцев. Упаду и взорвусь, и убью много немцев!

– Батюшки-свет! – изумилась Любовь Николаевна. – Будь она проклята, эта война! И трижды будь проклят этот Гитлер!

Глава 3

Капитан Студеникин нервно постукивал пальцами по столу и поглядывал в окно, где старуха, хозяйка дома, доила козу, привязанную к старой, засохшей яблоне. Коза мотала головой, натягивая веревку, и старуха шлепала ее рукой по спине, и эта картина мешала капитану сосредоточиться, а подумать было о чем.

Сведения о расположении артиллерии противника, принесенные группой из последнего поиска, не совпали с данными воздушной разведки, и армейское начальство требовало объяснений и уточнений. Кто их проверял, твоих разведчиков, капитан? Отсиделись, небось, в каком ни будь овраге, и нарисовали данные! – сказал начальник оперативного отдела с усмешкой. Такое обвинение оскорбило Студеникина, и вечером он вернулся злой и устроил разнос разведчикам, о чем теперь искренне сожалел. Он не мог не доверять старшине Арбенову, и не сомневался в точности сведений, принесенных его группой из последнего поиска, но эти данные отличались от данных воздушной разведки, и объяснения этому факту не было.

Эта процедура дойки упрямой козы, которую он наблюдал из окна, вдруг странным образом успокоила его. Процедура дойки или процесс доения, как будет правильней, задумался капитан и решил, что, наверное, оба варианта правильны.

Прежде чем идти к начальству на доклад, надо все хорошенько обдумать. Да, надо сначала посоветоваться со старшиной Арбеновым, решил капитан, может быть, он что-то вспомнит, мог же он ошибиться, например, в определении координат.

Он одел китель и оглядел себя в старом, помутневшем зеркале и остался доволен своим видом. Ему нравилась форма нового образца, которую ввели в январе сорок третьего, потому что китель своим кроем скрадывал полноту, и погоны с четырьмя капитанскими звездочками придавали его нескладной фигуре вполне военный вид.