Добыча

- Насколько я могу судить по вашему виду, - резко и энергично проговорил молодой человек, - вы путешественник?

Незнакомец быстро поднял на него своя медовые глаза, в которых блеснуло едва уловимое изумление. Oн снова опустил веки и начал разглядывать бисеринки влаги, покрывавшие полы его пальто. Однако через секунду он снова посмотрел на молодого человека.

- Да, я приехал сюда, чтобы поохотиться, - сказал он сиплым голосом.

- В таком случае вы, должно быть, слышали о псарне лорда Флира - она расположена неподалеку отсюда.

- Я знаю ее.

- Так вот; - молодой человек явно оживился, не желая упускать инициативу беседы, - в его хозяйстве я жил. Лорд Флир - мой дядя.

Собеседник посмотрел на него, улыбнулся и кивнул головой с осторожной неуверенностью иностранца, который не до конца понимает, чего от него хотят.

- А не хотели бы вы, - продолжал молодой человек несколько более самоуверенным тоном, - послушать одну примечательную историю о моем дяде? Она произошла буквально два дня назад. Думаю, это не очень утомит вас.

Блеск светлых глаз незнакомца вполне мог бы заменить ответ.

- Пожалуй, - кивнул он.

Безликость его голоса могла бы послужить образчиком неискренности, слабо прикрывающей нежелание разочаровать рассказчика, хотя глаза весьма красноречиво подтверждали, что он действительно заинтересовался.

- Ну, так вот... - начал молодой человек, подвигая стул чуть ближе к огню.

- Вы, вероятно, знаете, что мой дядя, лорд Флир, в отставке, но ведет отнюдь не бездеятельную жизнь. Правда, многие считают его отшельником и вообще некомпанейским человеком. Некоторым, кто знал его лишь понаслышке, он, возможно, казался романтиком. Будучи человеком предельно простых вкусов и не обладая чрезмерным воображением, он не видел причин нарушать своих привычек, ставших со временем нормой его жизни: Живет дядя в фамильном замке, который можно скорее назвать удобным, нежели шикарным, получает скромный доход от своих владений, иногда постреливает, много ездит верхом и время от времени выбирается в гости.

Дядя никогда не был женат. А я, единственный сын его родного брата, воспитывался как предполагаемый наследник дяди. Однако во время войны произошли непредвиденные перемены...

Дело в том, что в период этой национальной катастрофы дядя, если можно так выразиться, проявил некоторое отсутствие патриотического духа, продолжая как ни в чем не бывало кататься и охотиться в своих владениях. Под сдержанным, но упорным давлением своих более патриотично настроенных соседей, он в конце концов согласился отдать на военную службу двух слуг, умело помогавших ему на охоте. Однако это не успокоило воинственно настроенное местное дворянство, приславшее к нему грозную делегацию, которая заявила, что все ждут от него более существенной помощи родине, нежели одного лишь уничтожения лесных хищников, к тому же весьма ненадежным и довольно дорогим способом.

В этой ситуации дядя повел себя достаточно сдержанно и вполне разумно. На следующий же день он написал в Лондон и попросил выслать ему подписку на "Таймc" и предоставить одного бельгийского беженца на его, дядино, содержание.

Беженец оказался особой женского пола и к тому же глухонемой. Была ли одна из этих отличительных особенностей - или даже обе? - непременным условием, выдвинутым дядей, - никто не знает. Однако особа заняла свое место в замке. Это была довольно тяжеловесная, малосимпатичная девица лет двадцати пяти с лоснящимся лицом и полными, покрытыми маленькими черными волосами руками.

Ее жизнь в замке во многом напоминала мне существование жвачного животного, с той лишь разницей, что протекала она в основном не вне, а внутри дома. Ела она много, бессонницей не страдала и каждое воскресенье принимала ванну, игнорируя это столь полезное для здоровья занятие лишь тогда, когда заставляющий ее это делать старший дворецкий бывал в отъезде.

Нелепой и, на мой взгляд, досадной стороной патриотического жеста дяди было его постепенно нарастающее влечение к этому малосимпатичному созданию. К концу войны уже не могло быть и речи о ее возвращении на родину, в Бельгию, и как-то лет пять тому назад я с вполне понятным чувством горечи узнал, что дядя официально удочерил ее и изменил завещание во многом в ее пользу.

Время, однако, сгладило мои горестные чувства. Я продолжал регулярно, раз в год, навещать поместье дяди - в последний раз я приехал сюда ровно три дня назад и собирался задержаться минимум на неделю, но судьбе было угодно внести поправку в мои планы. Я застал дядю - высокого, отлично выглядевшего бородача - в обычном для него неуязвимо здоровом настроении. Бельгийка же, как всегда, произвела на меня впечатление существа, невосприимчивого к каким-либо болезням, эмоциям и другим проявлениям людских слабостей.