Добыча

— К счастью, все это произошло в маленьком островном государстве Шри-Ланка. Разумеется, все население острова было уничтожено, мутировав в течение недели. Но, во всяком случае, распространение эпидемии удалось остановить. Взлетевшие самолеты сбивали, корабли топили. Этого было достаточно — наблюдать за небом, следить за морями, позволять солнечному свету убить изуродованных болезнью. В конце концов изменившиеся люди начали выходить только после заката. Так они и получили свое прозвище — закатники. Это не были дикари-зомби, неспособные думать и сознавать себя. За исключением страсти к человеческой плоти и крови, они были… цивилизованными. Разумными. Они знали, кто они. Говорили и думали, понимая, кто они. Когда еда закончилась — не осталось ни животных, ни людей, — они не перешли к каннибализму. Они просто умерли от голода. Или вышли — целыми группами — на солнце.

— И все закончилось?

Крагмэн опять плотно зажмуривается, и все его тело начинает содрогаться, хотя с губ не слетает ни звука. Слезы начинают течь по его пухлым щекам, цепляясь за волоски, торчащие из родинки.

— Ты серьезно? И все закончилось? Ты это серьезно? Тогда как все эти закатники оказались вокруг нас? Почему мы, века спустя, все еще вынуждены иметь с ними дело? — он неожиданно прекращает смеяться. — Нельзя остановить заразу, — его речь становится неразборчивой.

— Что было дальше? — спрашивает Сисси.

— Мы, — говорит он, вытирая слезы, — так и не узнали, как зараза проникла во внешний мир. Во всяком случае, не наверняка. Некоторые говорят, что птица с перьями, испачканными в слюне закатника, незамеченной перелетела со Шри-Ланки в Индию. А там, возможно, какой-то сердобольный ребенок поднял раненую птичку, и слюна попала… в порез от бумаги? Никто точно не знает.

Он проводит пальцем по краю стакана.

— Некоторое время все выглядело очень страшно. Целые континенты захватывались закатниками. Люди прятались в забытых уголках мира. Например, Южный полюс, где солнце светит круглые сутки, поначалу был очень популярен. До тех пор пока лето не закончилось и не наступил сезон полярной ночи, — он поджимает губы. — Это было страшное время для всего мира. Казалось, что человечество неизбежно будет уничтожено.

— И что было дальше? — спрашиваю я. — С человечеством.

— Чудо. В исторических хрониках подробностей нет, но внезапно ниоткуда появилось то, что изменило ход игры.

— Ход игры? — переспрашиваю я.

— На самом деле, скорее, ход судьбы. Во всяком случае, примерно так оно выглядело. Недалеко от побережья Китая, на крохотном островке под название Чеунг Чау, молодая женщина по имени Дженни Шен работала в одиночестве в затерянной и брошенной обитателями деревне. Она сумела найти противоядие. У меня нет времени вдаваться в подробности, достаточно будет сказать, что антидот оказался эффективным. Прошло несколько десятилетий, и все изменилось. Нам удалось обратить закатников в бегство. В итоге мы избавились от 99,9 процентов закатников.

— А что случилось с оставшейся десятой долей процента?

Крагмэн собирается с мыслями.

— Они оказались устойчивы к антидоту. Вместо того чтобы убивать, антидот почему-то делал их сильнее и выносливее, быстрее и страшнее. Но эта группа была достаточно небольшой, их смогли окружить и взять в плен. Примерно через пару недель их приказали бы уничтожить, но тут добренькие либералы и религиозные лидеры решили объединиться, — он выплевывает слова с отвращением. — Странная вышла компания, скажу я вам. И они в один голос заявили, что если мы более цивилизованные и просвещенные существа, чем закатники, то не можем отдать приказ всех их казнить. Левые либералы заявляли, что у закатников есть неотчуждаемые права. Правые евангелисты говорили, что у закатников есть души, способные раскаяться и спастись. Бла-бла-бла. Дураки. И те, и другие. А общество тоже дураки, раз им поверили.

В общем, оставшиеся закатники — двести семьдесят три — были помилованы и вместо смерти приговорены к изгнанию. После недолгих споров международный трибунал решил выслать закатников в пустыню. В заброшенный город, если говорить точно — в идеальную тюрьму, где уже были дома, гостиницы и офисные здания. Им стерли память и бросили туда. Дали кое-какие ресурсы. Все были уверены, что сотни миль пустыни и обжигающее солнце создадут между ними и нами надежный буфер. Так и вышло — оказалось, что это самая надежная решетка, самая надежная тюрьма, какая только может быть. Настоящий ров с кислотой, непроходимая галактика между ними и нами.

Он высовывает язык, облизывает пухлые губы.