Добыча

Адмиралтейство усилило давление на „Берма ойл“ в целях спасения Д'Арси, а „Берма ойл“ в свою очередь очевидно нуждалась в поддержке Адмиралтейства -как в отношении нефтяного топлива для нужд флота (поскольку как раз в это самое время шло детальное обсуждение контрактов на его поставку), так и в отношении защиты своих рынков сбыта в Индии. Наконец в 1905 году, почти четыре •ода спустя после того, как концессия была парафирована шахом в Тегеране, в Лондоне было подписано соглашение между Д'Арси и „Берма“. В соответствии с coглашением был образован так называемый „Концессионный синдикат“. Предприятие Д'Арси становилось его дочерней компанией, а сам Д'Арси – директором нового объединения. В действительности „Берма“ представляла собой не просто вестора, так как она предоставляла не только капиталы, но и руководство, а также специалистов по ведению работ. Учитывая безрадостную историю предыдущих концессий в Персии и свои собственные неудачи до настоящего момента, уД'Арси практически не было иного выбора. Самым важным было то, что его предприятие было спасено. По крайней мере изыскательские работы могли теперь продолжаться, и у Д'Арси все еще был шанс получить свои деньги обратно. Участники сделки были также довольны. По словам историка „Берма ойл“, нужды Д'Арси „в точности совпадали с нуждами министерства иностранных дел, обеспокоенного безопасностью индийских коммуникаций, и с нуждами Адмиралтейства, стремившегося получить надежные запасы нефти“. С этого момента прибыль и политика оказались неразрывной связаны в Персии.

К ХРАМУ ОГНЯ: МОСДЖЕДЕ-СОЛЕЙМАН

Вслед за образованием „Концессионного синдиката“ последовало перемещение исследовательских работ на юго-восток Персии. Под руководством Джорджа Рей-нолдса скважины на Чиа-Сурх были законсервированы, лагерь закрыт, а оборудование, общим весом около сорока тонн, демонтировано, отправлено обратно в Багдад, затем вниз по Тигру до Басры, а затем по морю в иранский порт Мохам-мера. В конечном счете его пришлось перевозить по реке, на повозках и на мулах (всего их было ни много ни мало девятьсот) к новым участкам, где также были обнаружены признаки нефти. Сначала буровые работы были начаты в Шардине.

Но существовал также и другой район потенциальной нефтедобычи, он назывался Майдане-Нафтан – „Нефтяная равнина“. Участок, предназначенный для бурения, назывался Мосджеде-Солейман, в честь храма огня, расположенного поблизости. Впервые на этот участок, не имевший дорог, Рейнолдс наткнулся случайно. В конце 1903 года он слонялся по Кувейту, пытаясь достать билет на пароход обратно в Англию. Он был совершенно разочарован персидской авантюрой Д'Арси со всеми ее финансовыми проблемами и в буквальном смысле слова сидел на чемоданах. Но в Кувейте он повстречал одного британского чиновника по имени Луис Дейн. Дейн путешествовал по Персидскому заливу вместе с лордом Керзоном, который совершал большой тур по региону для того, чтобы отметить выход декларации Лэнсдауна и подтвердить британские интересы в зоне Персидского залива. Сам Дейн составлял географический справочник Персидского залива и окружающих земель, и в ходе своей работы он несколько раз встречался с упоминанием о Майдане-Нафтан в старинных и недавних сообщениях путешественников. Эти сообщения напоминали ему о Баку.

По настоянию Дейна („было бы очень жаль отвергать то, что может принести стране огромную пользу“) и с помощью лорда Керзона Рейнолдс направился в Майдане-Нафтан. Он прибыл в это безлюдное место в феврале 1904 года и в своих отчетах сообщал, что породы насыщены нефтью. Теперь, два года спустя, в 1906-м, он возвратился в Мосджеде-Солейман и обнаружил еще более явные признаки нефти. Когда Бовертон Редвуд ознакомился с отчетами Рейнолдса, он возликовал. В них содержалась, объявил он, наиболее важная и перспективная к настоящему моменту информация.

Работы в Мосджеде-Солейман продвигались необычайно трудно и мучительно: не „все забавы и развлечения“, с сарказмом писал Рейнолдс в Глазго менеджерам „Берма ойл“. Работы откладывались в связи с эпидемией, вызванной заражением питьевой воды, которую, по словам Рейнолдса, „лучше было назвать навозом, разведенным в воде“. Здесь же он добавил: „То, что идет здесь в пищу, мучительно для любого пищеварения. Для того, чтобы сохранить здоровье, нужны зубы, свои или вставные“. Это замечание имело под собой основание. Когда у британского офицера, прикомандированного к концессии, разболелся зуб, ему пришлось пережить несколько мучительных дней. Боль не успокаивалась от знания того, что ближайший зубной врач находится на расстоянии тысячи пятисот миль – в Карачи. Но, по крайней мере, когда дело касалось секса, то рабочие могли найти облегчение в более близких местах, всего лишь в 150 милях от места работы, в Басре – в заведении, для которого, по случайному стечению обстоятельств, использовался эвфемизм „у дантиста“.