Добыча

Когда стемнело, солдаты под личным надзором генерала Гальени снова погрузились в такси. Перегруженные экипажи с включенными счетчиками стали продвигаться группами по 25 – 50 машин к полю битвы. „Это предшественники будущих моторизованных колонн“, – позднее напишет один историк. Парижские таксисты подгоняли, обгоняли и пропускали друг друга, а лампочки на крышах их машин выглядели стремительными светлыми точками на темных улицах.

Тысячи и тысячи солдат Гальени были доставлены таксомоторами в критические точки фронта. И они обеспечили преимущество. Французский фронт был усилен, и войска с новыми силами сражались, начиная с рассвета 8 сентября. 9 сентября немцы начали отступать. „Дела идут плохо, сражения к востоку от Парижа не принесут нам успеха, – писал фон Мольтке своей жене, когда германские армии дрогнули. – Наша кампания – это жестокое крушение надежд… Война, начавшаяся столь многообещающим образом, в конце обернулась против нас“.

Таксисты, голодные и усталые после двух суток без сна, вернулись в Париж, были встречены как герои и вознаграждены за работу. Они помогли спасти Париж. Под творческим руководством генерала Гальени они ясно показали, какое [ачение приобретет моторизованный транспорт в будущем. Позднее благодарный город переименовал широкую магистраль, пересекающую площадь Инвалидов, в авеню Маршала Гальени.

ПРИНЦИП ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ НА ВОЙНЕ

Французская контратака 6-8 сентября 1914 года вместе с одновременным наступлением англичан имела решающее значение. Она стала поворотным пунктом в первой битве при Марне и концом столь тщательно спланированного германского наступления. Она решающим образом изменила характер боевых действий и уничтожила надежды на скорое завершение войны.

Немцы прекратили отступать, противоборствующие армии окопались по обе стороны линии фронта. Это означало продолжительную, кровавую, бессмысленную борьбу до истощения – позиционную оборонительную войну. И действительно, в течение более чем двух лет линия западного фронта сдвинулась лишь на каких-нибудь десять миль. Широкое применение автоматического оружия, траншеи и проволочные заграждения создали патовую ситуацию. „Я не знаю, что делать, – сокрушенно говорил лорд Китченер, военный министр Великобритании. -Это не война“.

Единственным выходом из тупика траншейной войны могло стать некое механическое новшество, которое позволило бы войскам передвигаться по полю боя под более надежной защитой, чем мундиры. По выражению военного историка Бэзила Лиделла Харта, требовалось „особое лекарство от особой болезни“. Первым из военных, кто „поставил диагноз и нашел лекарство“, был британский полковник Эрнест Свинтон. Автор популярной военной фантастики, он уже в ходе своей предыдущей работы над официальной британской историей русско-японской войны предвидел последствия появления автоматического оружия. Позднее он уделял особое внимание экспериментам с сельскохозяйственным трактором, недавно разработанным в Соединенных Штатах. В начале войны полковника направили во Францию в качестве официального наблюдателя в ставке главнокомандующего. Как раз в это время он и выдвинул идею бронированного экипажа, который приводился бы в движение двигателем внутреннего сгорания, передвигался с помощью траков, был неуязвим для пулеметного огня и без труда справлялся с проволочным заграждением.

Однако необходимое – не всегда желаемое. „Окопавшиеся“ в высшем командовании британской армии оппоненты полковника не восприняли его изобретение всерьез и сделали все, что только могли, для провала идеи. Она так и погибла бы, если бы не Уинстон Черчилль. Первый лорд Адмиралтейства по достоинству оценил военную инновацию и был возмущен отказом армии и военного министерства начать производство подобных машин. „Нынешняя война перевернула все военные теории о поле боя“, – сказал он премьер-министру в январе 1915 года. Чтобы продолжить работы по созданию машины вопреки сопротивлению, Черчилль выделил средства из фондов военно-морского министерства. По причине этой спонсорской поддержки новая машина получила имя „сухопутного крейсера“ или „сухопутного корабля“. Черчилль назвал его „caterpillar“ [Прим. пер. „caterpillar“ – „гусеница“]. Из соображений секретности во время испытаний и перевозки новшеству дали и другие „имена“ – „цистерна“, „резервуар“ [Прим. пер. „tank“ „резервуар“, „цистерна“ (англ.).].