Хорошо для него. Мойра не была уверена, что ей было бы так хорошо, если бы Северус говорил с ней таким же тоном.
— Ты знаешь, что думает мой отец о драках в его баре…
— Дириэль нанес первый удар!
— Вот почему я говорил тебе не привязываться к клиентам. Она не может быть таким отвлекающим фактором, чтобы это вредило ее безопасности.
— Аларик, не надо…
— Но не обращай на мои слова внимания, — прорычал англичанин, и громкость спора наконец снизилась. — Ты привел ангела-гибрида в бар моего отца? Ты хоть понимаешь, насколько это безумно? Ты что, потерял голову?! Каждый гребаный демон в Фарроуз-Холлоу будет знать о ней завтра к восходу солнца!
— Я знаю, Аларик.
— И они придут за ней…
— Я знаю.
От внезапной напряженной тишины у нее по спине пробежала дрожь. Мойра хотела винить себя; это была ее случайная вспышка света, которая выдала ее с головой. Но она не знала. Она все еще не знала, на что способна, и никто, включая Северуса, не был готов рассказать ей об этом.
— Мне нужно идти, — проворчал Аларик, его тяжелые шаги топали, сопровождаемые звоном ключей. — Мне нужно поговорить с моим отцом. Мне нужно это исправить. Мне нужно… опередить Дириэля и его гребаных лакеев, прежде чем они… — он остановился в промежутке между входной дверью и нижней частью лестницы, свирепо глядя, как она предположила, в направлении Северуса, он продолжил: — Не приводи ее обратно в бар. Когда-либо. Ты же знаешь, что отец не хочет иметь ничего общего с ангелами. Ты знаешь, Северус. Какого хрена ты мне не сказал, кто она такая? Гибрид, конечно, я это знал, но вторая половина могла быть кем угодно. Она обманула всех нас, и она даже не настоящий ангел. Ты должен был предупредить меня, что…
Он замолчал, нахмурив лоб, прежде чем медленно посмотрел вверх по лестнице. Одинокая слеза скатилась по ее щеке, и Мойра смахнула ее, сильно моргая. Она даже не заметила, что они приблизились. Аларик вздохнул и провел рукой по своим лохматым волосам, все это средство для укладки было смыто дождем.
— Мне жаль, Мойра, — сказал он мягко — по крайней мере, по-доброму. Затем, не говоря больше ни слова, он вышел через парадную дверь и захлопнул ее за собой. Мгновение спустя рев его дорогого двигателя заполнил улицу, и она наблюдала, как его машина скрылась из виду через переднее окно.
Мойра снова вытерла щеки, не желая, чтобы упала еще одна слеза, но остановилась только тогда, когда обнаружила Северуса, стоящего у подножия лестницы. Разбитая губа, которую она видела в машине, зажила, но его лицо все еще было покрыто кровавыми пятнами, а глаза светлее, чем обычно. Она ждала — ждала, что он что-нибудь скажет, ждала, когда гнев сойдет с его лица.
Когда ни то, ни другое, казалось, не произошло, она схватила свои туфли, встала и начала подниматься на его этаж. Тяжелые шаги раздались на лестнице позади нее, и они вместе поднялись на оставшиеся два пролета в тишине.
Как только она достигла его уровня, она сняла с себя куртку, ненавидя то, что она почувствовала утрату даже в такой мелочи, и повесила ее через перила. Она положила свою сумочку на пол под ней, рядом с ней туфли, и, скрестив руки на груди, ждала, когда Северус присоединится к ней. Когда он наконец это сделал, гнев все еще был там, написанный на каждом дюйме его тела, от скованной походки до напряженности вокруг рта.
— Почему, черт возьми, ты не сказала мне, что можешь так делать? — прорычал он, положив руку на перила. Она прикусила внутреннюю сторону щек, проглотив мгновенную вспышку гнева внутри себя от обвинения в его тоне, и стала ждать. Когда не последовало продолжения, никаких дополнительных слов — никаких расспросов о том, как она себя чувствует, Мойра пристально посмотрела на него.
— Потому что я не знала, что могу так делать, — сказала она. Не было смысла пытаться скрыть, как дрожал ее голос, поэтому она просто позволила ему услышать. — На случай, если ты забыл, я буквально ничего об этом не знаю. О себе. Я полагаюсь на тебя в этом деле.
Его глаза сузились, и он отвернулся. Два шага спустя он снова повернулся к ней лицом, его рот безмолвно открывался и закрывался, затем он покачал головой и ворвался через скудно обставленное пространство в свою спальню. Вспылив, Мойра последовала за ним, ее кожа покрылась мурашками, а промокшая одежда казалась тесной и неудобной. Она смогла помыться в туалете клуба после их сексуальной возни в подземелье, но теперь она просто чувствовала себя… ужасно. Мойра чувствовала себя ужасно во всех смыслах этого слова.
В темной спальне, освещенной лишь тусклым светом ночной лощины Фарроу, просачивающимися из окна в крыше, она остановилась в изножье его кровати. Ее пальцы коснулись одеяла, воспоминания о том дне, о том чудесном дне с Северусом, вызвали румянец на ее щеках.
Однако оно исчезло при звуке его шагов в ванной. Течет вода. Брызги. Шаги по кафелю — и затем его маячащая фигура в дверном проеме. Он провел пальцем по чему-то на стене своей спальни, и внезапно мягкий желтый свет вспыхнул во всех четырех углах длинной узкой комнаты.
Даже при таком уютном освещении он выглядел сердитым на нее.