Добыча хищника (СИ)

Бензин вывезли из резервации еще утром, как и всю технику, но потрепанный темно-зеленый «Рено», каким-то образом лишившийся левой фары, оказался никому неинтересен. К счастью, он был на ходу.

Когда Тай молча открыл окно, глотая холодный воздух, моя уверенность в его стойкости дала солидную трещину. Его длинная челка упала ему на глаза. Он безотрывно следил за участком асфальта, лишь на секунду попадающим под свет фар и исчезающим под колесами, но все его жадное внимание, его лютый голод и желание принадлежали исключительно мне.

Он неожиданно съехал на обочину и вышел из машины.

Я слышала, как он роется в багажнике, а затем распахивает дверь с моей стороны. В его руке зажата аптечка.

Взгляд сдирает с меня кожу.

– Не могла придумать что-то поумнее, Эля?

– Разве не сработало? – невесело улыбнулась я. – Ты пришел, чтобы меня спасти.

– Чтобы спасти? – он ждет, когда я добровольно сниму куртку и закатаю пропитанный кровью рукав толстовки. – О'кей, можно и так сказать.

– А разве нет?

– Нет.

Я дрожу от холода и страха, когда Тайгет безмолвно разматывает бинт.

– Ты умеешь оказывать первую помощь? – невероятно, где он этому научился.

– Я знаю, как функционирует твое тело. Остальное несложно.

– Тебе хочется…

Он вскидывает взгляд, отрываясь от разглядывания пореза на моем предплечье.

– Облизать тебя? – его усмешка делает свое дело, в моем животе порхают бабочки.

Мое сердце начинает выбивать дробь, когда он берет меня за запястье, приподнимает мою руку, и прикасается языком к моим пальцам. Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, и из моего рта вырывается испуганный, но удовлетворенный стон. Это неправильно… О, Всевышний! Тай втягивает в рот мой указательный палец, не спуская с меня порочных янтарных глаз. Он облизывает каждый дюйм моей кожи, а я даже не дышу. Сглатываю и закрываю глаза, сосредоточившись на его прикосновениях, на том, как его влажный язык лижет, а губы посасывают мои пальцы. Не могу поверить, что схожу с ума от этого.

Тай наклоняется ко мне, и я жадно ловлю его губы. Ох, я могу не дышать, не есть и не спать, но отказаться от его поцелуев нереально.

– Ты теряешь слишком много крови, дурочка, – он берет меня за подбородок и смотрит мне в глаза.

Конечно, он сокрушается, что вся эта кровь пролилась впустую. И, наверное, хочет продолжить применять ее по назначению.

Но он останавливается, и начинает туго бинтовать мою рану.

– Тай, – сейчас я испытываю к нему такое влечение, что согреваюсь лишь от мыслей, что мы снова рядом. – Ты любишь меня?

Он даже глаз не вскидывает.

– Ты называешь любовью реакцию на дофамин, норадреналин и фенилэтиламин. Гормоны полностью определяют твое поведение и то, что ты чувствуешь. Это слишком примитивно. И, конечно, я не испытываю ничего подобного.

Просто шок.

Он мог сказать – нет.

– Ок, – я отвернулась, пытаясь справится с дурацкой болью, неприятно жалящей в сердце.

Он закончил перевязку и вернулся за руль.

Включив печку, чтобы я согрелась, он снова выехал на дорогу.

– Любовь – это механизм эволюции, Эля. Человеческое потомство слишком слабое, ему необходима помощь обоих родителей. Чтобы держать их вместе нужны гормоны. Вы запрограммированы на это.

– Спасибо за урок, – сухо произнесла я. – Для тебя моя любовь совсем не отличается от моей ненависти?

– Отличается. Но мне приятно и то, и другое.

– Классно, – я не сумела сдержать неуместной обиды: – Тогда я буду тебя ненавидеть.

[1] Шотландский рыцарь, приговорённый к казни через повешение, потрошение и четвертование и стоически претерпевавший ее.

Глава 27

– Какого хрена ты забыл у меня в комнате, Шилов?

Щелкнула настольная лампа, освещая осунувшееся лицо полковника.

Уже почти утро – на базе постоянно шумят двигатели вертолета, раздается тарахтение грузовиков. Сюда почти сутки свозят оборудование и людей, необходимых Севастьянову. И Константин чертовски устал…

…но за всю ночь он даже глаз не сомкнул. Разве он мог спать, зная, чем именно этой ночью занималась Эля со своим сраным гуманоидом. А ведь об этом все вокруг трепались – этот чужак трахает его девочку, как самую последнюю шлюху. Каких только подробностей он не услышал от солдат, а те еще от кого-то – байки распространялись, словно чума. И, ощущая себя полным кретином, Суров хотел знать больше, все чертовы подробности их отношений.

– Когда ты последний раз спал, Кость? – щелкая выключателем, спросил Шилов. – Хреново выглядишь.

Сдернув полотенце с бедер, Суров прошел к шкафу. Ему было плевать, что он сверкает задницей перед старшим по званию. Во всяком случае, именно Шилов приперся сюда, когда Константин отмокал в ванной, свесив истерзанную руку с бортика.

А теперь он стоял перед шкафом, машинально выбирая одежду.

Он взглянул на себя в узкое зеркало, располагающееся на дверце. Глупо сравнивать себя с пришельцем. Суров понимал, что юные девочки сходят с ума от мрачных утонченных красавцев, а он слишком суров и властен, чтобы даже казаться манящим принцем. Он просто бульдозер. Мужик.

– Надень, наконец, штаны, – велел Шилов.

Суров посмотрел на него с ухмылкой: