Добыча хищника (СИ)

Не уверена, что он умеет флиртовать. Он просто предлагает себя с такой прямолинейностью и настойчивостью, что я теряюсь. Я не знаю, как противостоять такому человеку, но одно очевидно без слов – он никогда не отступает. Наверное, мир будет обращаться прахом вокруг, но он – несокрушимый – будет идти к своей цели даже по трупам.

И имя у него под стать. «Константин» означает стойкий.

– Простите, но я… – мои слова проникнуты смущением.

– Не торопись. У нас все может получится. Я сделаю для этого все возможное. Просто дай мне эту возможность.

Он же не может говорить это серьезно, зная, что происходит между мной и Таем? После того, как я сказала ему о чувствах к другому?

– Я не могу остановить этого чужака физически, – продолжил Суров. – Не могу уберечь тебя. Это то, что чертовски меня бесит. Но я не отдам тебя, Эля. Если ты ослеплена своими чувствами, то я буду твои здравым смыслом. В конце концов, ты будешь благодарна мне за то, что я для тебя делаю.

Я сглотнула.

Он решил все вот так?

Если подумать, то он решал за меня много раз с первой нашей встречи, когда силой затолкал в свою машину, а затем, когда решил включить меня в проект, и даже тогда, когда я была вынуждена входить в ловушку, а после каждую ночь встречаться с Таем. Константин никогда не оставлял выбор за мной.

– Если вы не позволите мне вернуться, Тай придет сюда.

– Да, – согласился Суров, закладывая руку за голову, – будешь ли ты его любить, малышка, если он всех тут порешает?

– Что?

– Не хочешь провести такой эксперимент?

Я повернула голову, взирая на него с немым укором.

– Вы шутите?

– Нет.

Решительно спустив ноги на пол, я села на кушетке. Меня переполнял гнев – вот-вот перельется через край.

В кого превращаются люди, стоя на пороге собственной гибели? Что толкает их на отчаянное безрассудство? Что именно заставляет их проявлять самые низменные свои качества? Почему, столкнувшись с неизбежным, они не умеют сохранить лицо? Даже в минуты отчаяния быть достойными? Оставаться людьми, черт побери?

– Если такое человечество должно погибнуть ради более достойного, кто мы такие чтобы быть против? – с горечью сказала я.

Суров тоже поднялся. Его взгляд, обращенный на меня, лишился мягкости.

– То есть твоя сестра умерла заслуженно?

Я застыла.

Это было слишком подло с его стороны!

– Думаешь, эта ответственность дается легко? – его взгляд, его голос, его напряжение говорили о том, что теперь мне не стоит ждать пощады: – Я видел столько смертей, Эля… Когда я собственноручно убил свою сестру и рыдал, прижимая ее мертвое тело к груди, это было заслужено? Когда я отдал беззащитную девушку твоему гребанному Таю, это было заслуженно? Когда я видел, как умирали сотни людей? Видел обескровленные растерзанные тела… Ты думаешь, это легко?

Его голос сорвался.

Я вцепилась руками в край кушетки, сраженная его словами. Меня колотили эмоции. Такие сильные, что хотелось спрятаться, чтобы выть… в одиночестве. От боли.

– Да, Эля, – нахмурился Суров, – мы делали здесь много плохих вещей. Мы великие грешники, черт побери. Хочешь знать, как далеко я могу зайти в этом? – и он подошел ко мне и присел на корточки: – Хочешь, Эля? – его голос превратился в злой, проникновенный шепот: – Я люблю тебя, малышка. Люблю очень сильно. Но, если мне потребуется убить тебя ради спасения остальных, я сделаю это. Я сделаю, зная, что буду презирать себя до конца своей жизни, но это цена других жизней, которую я заплачу сполна. А к чему готова ты, Эля? Умереть, – злая усмешка приподняла уголок его губ, – это самое простое. Готова ты к тому, что твой Тай умрет?

Он опустился на колено, обхватил ладонью мою щеку и припал к моим губам.

Этот поцелуй был болезненный, горький и чувственный. И Константин разорвал его первым и заглянул в мои глаза:

– Можешь считать меня жестоким, Эля. Считай меня каким угодно. Презирай. Я всегда буду тем, кто хочет спасти людей, даже заплатив за это непомерную цену. А теперь подумай, что хочешь ты?

Глава 29

Около двух недель назад я была лишь маленькой девочкой, трясущейся от мыслей о чужаках. Я была беглянкой, такой же, как и миллионы других девушек, живущих в резервациях. Я была жуткой плаксой.

Понять не могу, что со мной стало, и когда я обрела мужество, чтобы смотреть в глаза подполковника Сурова с вызовом и бесстрашием?

– Я хочу увидеть Шилова, – произнесла, чеканя каждое слово. – Если хотите расставить точки над «и», людям следует просто поговорить с Таем и выяснить все у него. Сделаете это, товарищ-подполковник, или будете прятаться за мою юбку?

Еще ни разу Суров не выглядел столь уязвленным.

– Я никогда не прикрывался тобой, – прорычал он сквозь зубы. – И я уже имел честь перекинуться парой фраз с твоим дружком!

Свидетельство этого разговора – пара кило титановых болтов в его руке.

– Если нам нужны настоящие переговоры, то участниками должны быть главы государств и политические лидеры…

– Евросоюз, ООН и НАТО… – беспечно закончил Суров. – Твой дружок планирует баллотироваться в президенты? – и язвительно усмехнулся: – Не проси меня за него голосовать.