Добыча хищника (СИ)

– Да ты гребанный шутник, – недовольно пробурчал Константин.

Неприятно-новое чувство всколыхнулось в его душе. Нет, вовсе не злорадство. И не торжество. Иррационально, он почувствовал к этому существу уважение. А еще что-то смежное с осознанием сакральной важности этого поступка.

– Этой ночью мы заберем всех, у кого есть метка, – произнес чужак. – Это неизменно. Они погибнут. Но ни одна женщина не получит новый скихр.

Суров поморщился, но не стал спорить. Пожалуй, выторговать условия получше уже не получится.

– А Эля?

Над его головой раздавались лишь размеренные шаги чужака.

Звезды все так же сверкали в темной глубине космоса.

– Ты ей скажешь? – спросил Суров. – Или просто испаришься, сказав, что вышел за хлебом?

– Это не должно тебя волновать.

Суров впервые не хотел отвечать ни язвительной репликой, ни оскорблением. Подполковник не был настолько наивен, чтобы верить в искупление, но именно в этот момент он верил в это больше всего. Если существует искупление для чужака, то и ему оно тоже может быть доступно.

– Ты будешь жить очень долго, – вдруг бросил чужак, не поворачиваясь. – Поверь мне, это не так весело, как ты думаешь.

– Я позабочусь о ней.

Тай повернул голову.

– Тебе предстоит гораздо больше. Позаботься обо всем человечестве, – и в следующую секунду он растворился во мраке.

***

Сон отступил внезапно, и я почувствовала адский холод, будто солнце, которое грело меня, вдруг погасло. Наверняка, оно взорвалось, сдвигая пласты мироздания, и миллиарды осколков хлынули во все стороны, уничтожая все на своем пути.

Резко согнувшись в ворохе одеял, в которые Тай завернул меня, я почувствовала пустоту внутри. Боль разлилась по телу волной, с губ сорвалось: «Тай…»

Пообещай мне, Эля, что будешь счастливой для меня.

– Тай!

Что это?

Спустив на пол ноги, я задрожала всем телом.

Сквозь закрытые портьеры пробивался слабый отблеск приближающегося рассвета. Неужели Тай не разбудил меня?

Завернувшись в одеяло, я сделала несколько шагов к графину с водой, стоящем рядом на тумбе.

Что за сон мне приснился? Почему я чувствую себя чудовищно одинокой?

Щелк.

Я обернулась, вглядываясь в шлейф белого хлопка, тянущегося за мной. Медленно осев на колени, я запустила руку в складки одеяла и достала четки. Черные бусины сверкнули в моих руках – холод дерева обжег мне пальцы. Выронив эту вещь – символ моего горя – я плюхнулась на пол.

Прощай.

Ласковый поцелуй в волосах, запах его тела, тепло его подвески у меня на груди, жар ночи, проведенной с ним – это все, что он мне оставил.

Пальцы дрожат. Я едва сознаю – мысль молниеносна, она рождается в голове быстрее, чем приходит осознание.

– Тай? – зову я, не желая верить. – Любимый, пожалуйста! Тай!

Моя любовь так огромна, что не умещается в груди. Она рвется из меня криком, и я теряю контроль:

– Тай!

Ночь еще не ушла – он услышит.

Стискиваю одеяло пальцами. Мои щеки мокрые от слез. Они оседают горькой солью на моих губах, падают с подбородка, разбиваясь насмерть.

– Пожалуйста… пожалуйста… – шепчу дрожащими губами: – Тайгет Касар! Тайгет!

Пустота необъятна, словно космос. Мое сердце рвется на части – как же больно!

– Забери меня, пожалуйста, – умоляю, понимая, что он не придет. – Забери меня, Тай.

Он больше никогда не вернется ко мне.

– Лжец! – рычу сквозь зубы, – ты сказал, что услышишь!

Я судорожно нащупала четки и сжала их в кулаке. Который сегодня день? Который день, черт…

Десять бусин – десять ночей с тобой.

Я готова умереть вместе с ним. Я готова отправиться за ним сквозь боль и смерть хоть в самое адское пекло.

«Что значит асвахор?»

«Обещание, клятва, жертва».

– Мы придумаем что-нибудь другое, Тай… – шепчу я, – обещаю, любимый, мы придумаем что-нибудь.

«Неужели ты подумала, что умрешь без моего разрешения?»

Он сделал это для меня. Теперь вся его жизнь – моя. Он – мой.

Всегда в моем сердце – только он.

Зачем мне эта жертва, если он никогда не вернется ко мне?

«Ты любишь меня, Тай? Знаю – обожаешь.

«Не говори ерунды».

Я плачу так горько, потому что только сейчас сознаю в полной мере, что он любил. Он любил меня очень сильно. И отголоски этой любви, ее сияние, все еще способны согреть меня.

Эпилог

Взглянув на часы, Константин просто дожидался рассвета, стоя у машины и наблюдая за домом, где находилась Эля. Он не знал, когда именно это случилось – когда именно умер чужак – но отчего-то внутри него было слишком тихо, будто некая всемогущая сила, наполняющая его, покорно уснула. А, возможно, это просто влияние нового дня. Рассвет обещал быть прекрасным. Уже сейчас осеннее стальное небо горело алым, как крыло голубки.

Довольно странно сознавать, что жизнь, несмотря на то, что вселенское зло почти поглотило этот мир, шла своим чередом. Люди просто должны вспомнить то, что забыли. Из мрака их сердец должен проступить долгожданный свет.