Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть

К отчаянным попыткам японцев и крупных компаний получить нефть присоединились и независимые переработчики многих стран. Так поступили и государственные нефтяные компании, например, в Индии, которая также зависела от Ирана. Внезапно там, где раньше число покупателей было относительно невелико, теперь их стало не счесть – весьма желательная ситуация с точки зрения продавцов, пока еще немногочисленных. И невероятным образом вся активность переместилась на спотовые рынки, которые до этого были своего рода побочной ветвью и доля которых в продажах сырой нефти и нефтепродуктов составляла не более 8 % от общего объема. Когда-то это был механизм взаиморегулирования спроса и предложения, место, куда покупатели направлялись за дисконтной нефтью, например излишками нефтеперерабатывающих заводов, вместо более дорогих поставок, гарантированных контрактами. Но это был маргинальный рынок, и как только на нем появились покупатели, цены резко пошли вверх. К концу февраля 1979 г. цены на спотовом рынке в два раза превышали официальные цены. Этот рынок назвали «Роттердамским» по названию огромного нефтяного порта в Европе, но фактически это был рынок глобального масштаба, связанный с миром сетью лихорадочно работавших телефонов и телексов[554].

Схватка и гонка

Это открывало идеальную возможность для экспортеров, и они использовали ее двумя путями. Во-первых, руководствуясь новыми, непрерывно поступавшими с телексов всего мира ежемесячными повышениями, они начали устанавливать надбавки к своей официальной цене. Во-вторых, они приступили к переводу поставок с долгосрочных контрактов на гораздо более выгодные спотовые рынки. «Я не такой идиот, чтобы отказываться от 10 лишних долларов за баррель на спотовом рынке, – сказал в частном разговоре министр нефти одной из стран ОПЕК, – когда знаю, что если по этой цене не продадим мы, то продаст кто-нибудь еще». К тому же экспортеры настаивали, чтобы покупатели наряду с поставками по контрактам брали нефть и по более высоким ценам на свободном рынке. А затем, пользуясь оговорками, предусмотренными на случай форс-мажора, они полностью аннулировали контракты. Так, однажды утром Shell получила от страны-экспортера телекс, сообщавший, что в связи с непредвиденными обстоятельствами дальнейшие поставки по контракту невозможны. А во второй половине того же дня из той же страны в Shell поступил еще один телекс – на этот раз предлагавший купить нефть на основе цен так называемого «свободного рынка». Чудесным образом предлагавшийся объем и тот, в продаже которого несколько часов назад было отказано, совпадали. В чем же была разница? Конечно, в цене – она была на 50 % выше. Ситуация складывалась так, что Shell приняла предложение.

Все же в начале марта 1979 г., гораздо скорее, чем ожидалось, на мировые рынки начал возвращаться иранский экспорт, хотя и в меньшем объеме, чем до свержения шаха. С очевидным ослаблением напряженности с поставками цены на рынке наличного товара начали падать и приближаться к официальным продажным ценам. Это был период, когда мог быть восстановлен определенный порядок, обеспечивавший некоторое спокойствие. В начале марта страны – члены Международного энергетического агентства приняли в целях стабилизации рынка решение сократить спрос на 5 %. Но паника и лихорадочная конкуренция на рынке теперь уже катились по инерции. Кто мог быть уверен, что появившаяся иранская нефть будет поступать регулярно? Хотя Хомейни и установил контроль над нефтяной промышленностью, месторождения, насколько было известно за пределами Ирана, контролировались радикальной левацкой группой, «комитетом 60», состоявшим главным образом из воинственно настроенных «белых воротничков». Он был как бы правительством в правительстве и по своему усмотрению сажал в тюрьмы служащих и других чиновников. Зловещим признаком было и то, что другие страны ОПЕК уже начали объявлять о сокращении нефтедобычи. При постоянно растущих ценах было выгоднее сохранить нефть в недрах и продать ее в будущем[555].