Добытчики

Я люблю тебя, папа, - сказал он про себя. Очень тебя люблю.

- Блейк?

Мягкий, почти предостерегающий тон голоса Холли прогнал слезы. Он вытер глаза и посмотрел на отца, увидел торчащие костлявые плечи и выражение боли на лице. Только признаков дыхания он не заметил, и из единственного слова Холли понял, что их не было уже какое-то время.

Он стал считать. Потому что не знал, что еще ему делать.

Когда он добрался до тридцати двух, отец задышал снова. Он сделал длинный судорожный вдох, наверное, самый болезненный для него за все время. Выдох был таким же, как и вдох. Неровным и мучительным.

Блейк перестал считать. Пульс отцу он тоже не стал проверять. Счет перевалил за сотню. Он просто сидел рядом, ждал, глядя на закрытые глаза отца, и думал, как же сильно он его любит.

Больше отец не дышал.

Спустя несколько долгих минут молчания Блейк встал и подошел к отцу. Наклонился и поцеловал его еще теплый лоб, потом в последний раз поднял одеяло и натянул ему на лицо.

- Мне очень жаль, - сказала Холли.

- Мне тоже.

- Ты в порядке?

Он пожал плечами. Он не знал, что ответить.

Потом Холли оказалась в его объятьях. Она прижалась к нему, и ему показалось, что она плачет, пытаясь поглотить в себе его боль и избавить от страданий. Он крепко обнял ее и нежно поцеловал.

- Я люблю тебя, Холли.

- Я тоже тебя люблю.

- Спасибо тебе за все.

- Лучше бы всего этого не было, - сказала она. - Просто я рада, что это случилось именно здесь.

И она была права. Он знал это. Когда онколог сказал, что химиотерапия не помогла, и что отцу осталось дней десять, им предложили забрать его в хоспис. Блейк посмотрел в тот момент на лицо отца, и понял, как тот напуган. Он хотел напоследок вернуться домой, не хотел умирать в больнице. В результате часовых переговоров они договорились об отправке отца домой и получении регулярной хосписной помощи. Может, милосердия здесь было мало, но в этой жуткой неразберихе это был лучший вариант.

- Ты права, - сказал Крис. Он гладил волосы Холли. - Ты права.

- Я всегда права, - прошептала она.

И тут что-то зашипело.

Он поднял глаза, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Как такое вообще могло случиться! Прошло уже несколько минут. Может, даже целых пять. Его отец не мог издавать подобных звуков. Такое просто невозможно.

Но под одеялом, покрывавшим больничную койку что-то шевелилось. Что-то медленно корчилось, двигаясь туда-сюда, словно проверяя свое тело, и это мог быть только его отец.

Мысли резкими вспышками прорезали его сознание, пока он не отогнал их. Это какое-то чудо! Нет. Это следующая стадия умирания, о которой не рассказывали доктора. Невероятно!

Это чума.

Но чума распространялась через укусы.

Ты не знаешь этого! - закричал внутренний голос. Так говорили в новостях, но они тоже не знают наверняка! Никто не знает, что это за чума на самом деле!

- Спрячься за меня, - сказал он Холли.

- Что происходит? - спросила она, уставившись на кровать, но по возрастающей панике в ее голосе он понял, что она пришла к тому же выводу. Чума. К жизни возвращались не просто укушенные. А мертвые, все до единого.

Внезапно ему захотелось схватить Холли и бежать, прочь от родительского дома, и как можно дальше. Но вместо этого он просто смотрел, как одеяло медленно сползает с отцовского лица.

- Папа?

Тот открыл глаза, потом чуть шевельнул ртом. Беззубые десны сомкнулись и разомкнулись. Изо рта вырвалось хриплое дыхание. Руки медленно появились из-под одеяла и слабо царапнули воздух.

- Боже мой! - воскликнул Блейк и бросился вперед. Отец не превратился в убийцу. Это вовсе не чума. Он все еще жив, и ему больно. - О, боже…

- Холли, посмотри, остался ли еще морфин.

- Блейк...

- Пожалуйста.

- Блейк, послушай...

- Холли, ему больно.

- Нет. - Ее голос звучал сочувственно, но в нем была какая-то настойчивость, которую он принял за снисходительность. Она разговаривала с ним как с ребенком, пытаясь объяснить то, что он не в состоянии постичь.

- Да. Ему больно! Боже мой! Холли, ты только посмотри на него. Посмотри на него! Ему больно, черт возьми!

- Блейк, отойди от него!

- Да пошла ты!

Он отвернулся от нее и наклонился, чтобы обнять отца. Коснулся его осторожно, стараясь не сдавить хрупкие ребра.

- Я люблю тебя, папа. Я люблю тебя. - Он был очень рад представившейся возможности, наконец, сказать это. - Я найду тебе обезболивающее.

А потом он почувствовал это. Слабое, но голодное давление отцовских десен на его ключицу. Блейк втянул в себя воздух и задержал дыхание. Давление спадало и возвращалось, спадало и возвращалось, и он знал, что отец не пытается поцеловать его или произнести последние слова. Он пытается укусить его.