Добывайки

Ей казалось, что вокруг звучат приглушённые голоса, без умолку, без остановки слышится несвязный лепет, рокот, ропот, журчанье, бормотанье – невнятный, таинственный говор реки… Вскоре Арриэтта перестала прислушиваться, как, бывало, переставала слушать мать, когда та без конца рассказывала ей одно и то же. Однако шум реки по-прежнему стоял в её ушах, и ей подумалось, что он заглушает все остальные звуки. Под его покровом на «остров» может незаметно влезть кто угодно и неожиданно на них напасть. И тут до её сознания дошло, что попасть к ним можно только по воде. В тот же миг на веточку рядом с ней опустилась синица. Склонив на сторону голову, она уставилась на банановую кожуру, оставшуюся от ломтя банана, съеденного Арриэттой на завтрак. Арриэтта подняла её и кинула в синицу – та тут же улетела.

А Арриэтта вновь забралась наверх. Время от времени она слезала с верхних сухих веток на мокрые пониже. В причудливых пустотах между ними, то освещённых солнцем, то тонущих в тени, было за что ухватиться руками и куда поставить ногу. Над ней на фоне ясного неба перекрещивались сучья и ветки. Один раз Арриэтта спустилась внутрь, к тёмной воде, и, пренебрегая опасностью, склонилась над ней, всматриваясь в своё отражение, которое глядело на неё из глубины. Она нашла улитку, прилепившуюся к листу, опустила одну ногу в воду, распугала головастиков – многочисленное лягушачье потомство. Арриэтта попыталась вытащить водоросль, но скользкий стебель не поддавался её усилиям – слегка растянувшись, как кусок эластичной резины, он неожиданно вырвался из рук.

– Ты где, Арриэтта? – позвала сверху Хомили. – Вылезай оттуда, там сыро…

Но Арриэтта будто не слышала. Она нашла куриное перо, пучок овечьей шерсти и половинку мяча для пинг-понга, всё ещё пахнувшего целлулоидом. Наконец Арриэтта вышла наружу, чтобы похвастаться своей добычей. Родители не поверили своим глазам. Хомили тут же сделала из овечьей шерсти подушку, засунула её в половинку мяча и села на неё.

– Очень удобно, – сказала она, слегка покачиваясь.

Один раз на мосту показались человеки – два деревенских мальчика лет девяти-десяти. Они дурачились, хохотали, лазали по перилам и бросали в реку камни. Когда мальчики повисли на перилах, чтобы посмотреть, как плывут по течению кинутые ими ветки, добывайки замерли, вперив взгляд в их спины.

– Хорошо, что мы с этой стороны моста, – пробормотал Под, не разжимая губ.

Солнце садилось, река сверкала, как жидкое золото. Арриэтта прищурилась – от блеска было больно глазам.

– Даже если они увидели нас, – шепнула она, не сводя взора с моста, – им сюда не добраться, тут для них слишком глубоко.

– Возможно, – сказал Под, – но пойдут разговоры…

Наконец мальчики ушли. Однако добывайки по-прежнему не шевелились, они вглядывались в кусты, стараясь расслышать сквозь шум реки, не доносятся ли с тропинки за ними человечьи голоса.

– Думаю, они пошли напрямик через поле, – сказал Под. – Ну-ка, Арриэтта, помоги мне управиться с брезентом.

До того как на мосту появились мальчишки, Под устраивал убежище на ночь в продолговатой выемке, где уложены были рядком четыре ветки, кусок плаща, затем их сухая одежда, комок овечьей шерсти вместо подушки, красное одеяло и поверх всего – ещё один кусок брезента. Прекрасная защита от дождя, и росы, и от чужих глаз на берегу – уютное, тёплое гнёздышко.

Высокая вода начала спадать, и «остров», казалось, поднимался всё выше. Взору открылись невидимые раньше глубины; внутри мотка ржавой проволоки они обнаружили разбухший от воды башмак.

– Нет, тут поживиться нечем, – сказал Под, поразмыслив. – Разве что шнурками…

Хомили тоже присоединилась к ним и теперь с любопытством оглядывалась кругом. Ей пришлось призвать всю свою смелость, чтобы спуститься в такую глубь, она не знала, куда ей ступить. Некоторые ветки сгнили и рассыпались от прикосновения, другие, которые заклинило не так крепко, уходили у неё из-под ног, всё сооружение дрожало, то тут, то там что-то рушилось в воду. Всё это напоминало гигантскую гору бирюлек, когда игроки пытаются её разобрать. Хомили вдруг осознала, что их «остров» не разваливается окончательно на составные части лишь потому, что каждый листик, прутик, пучок водорослей переплетён с другими. И всё же по пути наверх она отщипнула молодой побег боярышника, на котором заметила почки.

– Будет нам на ужин вроде бы салат, – объяснила она Арриэтте. – Нельзя же до скончания века питаться только яйцом и бананом.

Глава восемнадцатая

Ужинали они на той стороне «острова», которая была против течения; у самых их ног плескались мелкие волны. Вода больше не доставала до лежавшего на боку, крепко привязанного чайника; уровень реки быстро падал, поднятая со дна муть оседала.

Их ужин – последний кусочек липкого банана – нельзя было назвать сытным. Добывайки по-прежнему были голодны, даже когда прикончили почки боярышника и запили их холодной водой. Они мечтательно вспоминали о Спиллере и его барке, доверху гружённой добычей.

– А что, если мы его прозеваем? – спросила Хомили. – Вдруг он проплывёт здесь ночью?