Дочь адмирала

Волосы у меня в ту пору были светло-каштановые, а брови и довольно длинные ресницы — почти черные.

— А вот и нет! У меня от рождения такие!

Девочки рассмеялись.

— Все-то ты врешь, вруша несчастная! Красишь, красишь!..

Я сунула носовой платок в лужу и протерла глаза и брови.

— Видите? Ничего нет. Они у меня настоящие.

Одна из них так сильно пихнула меня, что я упала.

— Мажешься, да еще и врешь!

Вечером я спросила маму, нельзя ли каким-нибудь способом изменить цвет моих ресниц и бровей. Она улыбнулась.

— Когда вырастешь, тогда и меняй, если захочешь. Только вряд ли ты захочешь. А сейчас они у тебя естественного цвета и очень славного. Ты хорошенькая девочка.

Но мне меньше всего хотелось быть хорошенькой, мне хотелось, чтобы меня любили. На следующий день меня опять нещадно дразнили и, вернувшись из школы домой, я приступила к решительным действиям. На глазах у Нины я сунула в горящую печку гвоздь, пока он не раскалился докрасна. Держа гвоздь тряпкой, я осторожно, чтобы не спалить кожу, провела им по кончикам ресниц и бровям. Потом потерла их пальцами. Результат оказался не самым удачным. От ресниц остались короткие неровные волоски, а в бровях появились голые проплешинки. Но как бы то ни было, оставшиеся подпаленные волоски утеряли свой первоначальный вызывающий цвет.

Нина полностью одобрила мои действия.

— Вот и хорошо. Зато теперь они отрастут еще длиннее.

Она явно имела в виду свои жиденькие косенки — мама каждое лето неукоснительно брила ей голову в надежде, что к осени волосы станут гуще.

Увидев меня вечером, мама пришла в ужас.

— Вика, ты что, с ума сошла? Да ты знаешь, на кого стала похожа?

Мне было все равно, на кого я стала похожа. Главное, что я улучшила свою внешность. Но Нине за то, что она позволила мне учинить это безобразие, здорово от мамы досталось, Нина старше, должна бы, кажется, понимать.

А в школе ничего не изменилось. Только теперь девочки издевались, утверждая, что у меня какая-то страшная болезнь, от которой выпадают брови. Я поняла, что мне никогда не завоевать их расположения.

Однажды вечером после ужина мама усадила меня к себе на колени.

— Ты уже большая, Вика. Пора тебе узнать побольше о нашей семье. Особенно о твоих тетях. О тете Зое и тете Марии.

— Я знаю о них. Они живут далеко-далеко. А где мой папа?

Мама внимательно посмотрела на меня:

— Что тебе сказать? Ты не помнишь его. Мы разошлись, когда ты была совсем маленькая.

— Мне кажется, я помню его, — возразила я.

Мама рассмеялась:

— Уверена, что нет. Даже Нина не помнит. Вот Юра помнит. И тетю Зою помнит, и тетю Марию.

— Я когда-нибудь увижу их?

Мама вздохнула.

— Тетю Марию никогда. Она умерла. Может, когда-нибудь увидишь тетю Зою. Кстати, ты знаешь, я получила от нее письмо.

— Да? — довольно равнодушно переспросила я, не очень хорошо понимая, какого ответа ждет мама. — Можно его посмотреть?

Мама покачала головой.

— Нет, оно ведь не тебе написано. Она пишет о том, что тебя не касается. Но она справляется о тебе. Она помнит тебя, еще когда ты была совсем крошка. И просит, чтобы ты ей написала. Ей очень хочется получить от тебя весточку.

— Но я же не знаю ее. Что мне ей написать?

Улыбнувшись, мама потрепала меня по голове:

- Да что хочешь. Не сомневаюсь, ее обрадует все, что ты напишешь. И еще мы обязательно пошлем ей какой-нибудь твой рисунок.

Мне дали бумагу и карандаш. Я сидела, уставившись в чистый лист, не зная, что делать. О тете Зое я знала только то, что она очень красивая и когда-то была актрисой. Жила она совсем одна где-то недалеко от Москвы. Ей очень хочется повидаться с нами, но у нее нет денег, чтобы выслать нам на дорогу.

Но раз мама велела писать все, что мне хочется, я и написала:

Дорогая тетя Зоя!

Мама говорит, вы помните меня, но я вас не помню. Мне семь лет, и я хожу в школу. Пожалуйста, пришлите мне немного яблок и конфет. Мне очень хочется.

Целую вас крепко,

Ваша племянница Виктория.

Тете Зое будет приятно получить письмо, и она обязательно пришлет мне яблок и конфет.

ЗОЯ

Прочитав письмо Виктории, Зоя весь день прорыдала. Яблоки и конфеты. Господи Боже, да ведь ради того, чтобы получить это письмо, она объявила голодовку, и вот теперь ее дитя просит прислать ей яблок и конфет.

— О моя родненькая, — шептала она, — попроси у меня мою жизнь. Ее мне отдать гораздо легче.

Она заливалась слезами, перечитывая слова о том, что девочка не помнит тетю Зою. Да как же может быть иначе, если ей исполнилось всего одиннадцать месяцев, когда Зою арестовали? А теперь она уже умеет писать и ходит в школу, ни разу в жизни не видев своей матери, ни разу не ощутив прикосновения ее руки.

Зоя принялась рассматривать картинку, которую нарисовала Виктория. На ней была изображена прямая как палка девочка с длинными кудряшками до земли. По одну сторону от девочки стояла колонка с торчащей рукояткой, а на рукоятке висело ведро.

Зоя прикоснулась к тому месту, где наверняка лежала рука Виктории, пока она рисовала. Если бы только вместо этого рисунка получить фотографию!