Дочь адмирала

Самолет оторвался от земли, я смотрела сверху на исчезающую в облаках Москву. Невероятно! Я и в самом деле покидаю Советский Союз и с каждой уходящей минутой становлюсь на минуту ближе к отцу. Достав носовой платок, я вытерла под очками слезы.

— С вами все в порядке? — спросил Генри.

_ Я кивнула.

— Через три часа мы прилетим в Брюссель, где нас встретит Джон Чекли, журналист из нашего лондонского отделения. Он станет еще одним вашим телохранителем. Мы отвезем вас в гостиницу при аэропорте, и вы сможете отдохнуть, ведь до отлета в Нью-Йорк останется несколько часов.

Я отвернулась к окну, но, кроме облаков, ничего не увидела.

Генри обернулся к сидящим позади нас мужчине и женщине.

— Простите, не скажете, который час? — обратился он к ним по-русски.

Мужчина ответил на немецком, что не понимает вопроса.

Генри кивнул Именно это ему и нужно было знать.

Потом вытащил магнитофон.

— Хочу, чтобы вы рассказали мне все, что помните о своей жизни.

Я ответила, что отнюдь не расположена вести сейчас беседу. Меня все еще не отпускало волнение.

— Пожалуйста, давайте отложим разговор до отлета из Брюсселя. У нас будет достаточно времени, да и я немного приду в себя.

Он отложил в сторону магнитофон. Стюардесса принесла обед: холодный цыпленок, толстый кусок черного хлеба с маслом, стакан красного вина и стакан содовой. Мне все очень понравилось, но Генри едва притронулся к еде.

— Похоже, что ваши соотечественники совсем не кормят цыплят. Поглядите, какой он тощий и жесткий.

— А мне нравится.

— Подождите немного, — сказал он. — Вот полетим на «Сабене», увидите, что такое обслуживание по первому классу.

— Ладно, — сказала я, не переставая жевать. Цыпленок и правда был жесткий-прежесткий, но я ни за что не хотела признаться в этом Генри. Поче-му-то, покидая свою страну, мне хотелось защитить се, хоть и не терпелось увидеть страны капиталистические.

Я проверила в сотый раз, на месте ли сумка, которую я сунула под сиденье. В ней лежал маленький металлический футлярчик для ювелирных изделий и набор матрешек для жены отца, а также янтарный брелок для отца.

Когда мы приземлились в Брюсселе, Генри дождался, пока самолет покинула большая часть пассажиров, и только после этого мы вышли в проход между креслами.

— Будем сходить, держитесь в гуще пассажиров, — предупредил он, крепко сжав мою руку. — И не говорите по-русски.

Я хотела сказать ему, что мне больно, но он перебил меня:

— Лучше помолчите!

Мне показалось, он сошел с ума. Кому я нужна в Брюсселе? Когда мы сошли с самолета и нас никто не встретил, я чуть не расхохоталась.

— Идем в аэровокзал, — приказал Генри.

Мы вошли в длинный коридор. С другого его конца нам навстречу шли двое мужчин в форменных фуражках компании «Сабена». Проходя мимо, один из них, не останавливаясь, бросил на нас безразличный взгляд. Генри обернулся.

— Джон?

Второй мужчина остановился, переводя взгляд с меня на Генри. Я догадалась, что ни один из этих международных суперагентов не знал другого в лицо. Джон Чекли подошел к нам.

— Генри Грис?

Высокий, в очках, Джон Чекли менее всего походил на телохранителя. Они обменялись с Генри рукопожатием, и Чекли представил нам сотрудника «Сабены». Глядя на меня, Джон Чекли спросил:

— Это Виктория Фед...

— Ш-ш-ш, — оборвал его Генри. — Да.

Представитель «Сабены» проводил нас в номер гостиницы.

— Если хотите, поспите, — сказал Генри. — Примите душ, делайте, что вашей душе угодно. До отлета в Нью-Йорк еще пять часов. У меня дела. Телефоном не пользуйтесь.

Я рассмеялась.

— Я же никого не знаю в Брюсселе.

— Неважно, — сказал он, — если будут звонить, не подходите. Никому не открывайте дверь, кроме меня. Чуть позже я пришлю вам что-нибудь поесть.

— Мне нужны сигареты. Могу я выйти и посмотреть аэропорт?

— К сожалению, нет. Это слишком рискованно. Я сам принесу вам сигареты. — Он направился к двери.

— Переведите часы. В Брюсселе другое время, чем в Москве, — и назвал мне правильное время.

— А можно снять парик и очки?

— Конечно, — ответил он с таким видом, точно я задала идиотский вопрос. Однако же, с порога вернулся и задернул шторы. — Так-то будет лучше.

Обследовав комнату и ванную и вдоволь надивившись окружавшей меня роскоши, я наконец легла. Как приятно снять парик, от которого страшно пекло голову, и раздражавшие меня темные очки. Я закрыла глаза, менее всего собираясь спать. Но проснулась, только услышав стук в дверь. Это пришел Генри, который принес сигареты, лимонад и сандвич с чем-то совершенно мне неизвестным. Генри объяснил, что это салат из тунца. Салат мне понравился.

Затем он сказал, что, если я хочу принять перед отлетом душ, надо сделать это не откладывая.

— Но я не могу встретиться с отцом в таком виде. Поглядите, что сотворил ваш парик с моей прической. Когда мы прилетим в Нью-Йорк, мне обязательно нужно будет привести в порядок волосы.

— Да-да, обо всем уже договорено, — сказал Генри, хотя мне показалось, что он пропустил мои слова мимо ушей. — Я вернусь через два часа. Мне надо сделать еще несколько звонков.

И снова ушел.