Дочь атамана

Он вскинул на нее взгляд — из туманной синевы неожиданно проступила режущая колкость льда. Ух, порезаться ведь можно!

Саша облизала пересохшие губы, ощущая себя ребенком, прибежавшим с ябедами к нянюшке.

— И как же вы позволили? — спросил он холодно. — Разве разучились давать отпор? Разве о ваших дуэлях не судачила вся столица?

— За дворовую девку принял, — торопливо пояснила она, пока лед не сковал Михаила Алексеевича совершенно. — Я ведь вон какая, — и она развела руками. — Разуверять его я не стала.

В отличие от Изабеллы Наумовны он не принялся винить Сашу в приключившихся бедах. Прищурился только задумчиво, а потом усмехнулся.

— Предоставьте графа мне, — сказал уверенно, — он сюда дорогу забудет.

— Да вы ведь поди не знаете, с какого конца за шпагу браться!

— Я с ним и без шпаги совладаю, — заверил ее Михаил Алексеевич, все еще недобро усмехаясь, — голыми руками.

И Саша — поверила.

Глава 10

Возвращаясь из уездного города, Гранин вместе с Шишкиным объехали часть пашен и лугов. Конечно, те уже были припорошены снегом, но земля все помнила.

Земля говорила с сыном травницы.

Последние сомнения оказались развеяны: Мелехов продавал на сторону большую часть хозяйского урожая, что подтвердил и городской староста накануне. А беззаботный атаман, очевидно, не утруждал себя чтением отчетов и хоть каким-то интересом к усадьбе. Он прекрасно жил на средства, которые выделяла казна на содержание его войск. Императрица, хоть и всячески отлынивала от дел государственных, безопасность границ блюла неукоснительно.

Меньше всего Гранину хотелось начинать свою службу на Лядова с доносов, ему претила мысль о том, какая расправа может ожидать Мелехова.

Однако позволять обкрадывать Лядова и впредь было невозможно тоже, и после ужина Гранин все же написал длинное письмо атаману, заодно испрашивая разрешения на постройку каменных конюшен и прикладывая стоимость их возведения. Он подробно перечислил достоинства таких конюшен, ссылаясь на мнение Шишкина, а также попросил дополнительных работников, держа в уме, что Лядовой может понадобиться дополнительная охрана, ведь кто знает, каких хлопот теперь ждать от графа Плахова.

Того самого Плахова, которого канцлер твердо решил обвенчать с Лядовой.

Это и было вторым поручением для Гранина: сделать все возможное, чтобы девица прониклась графскими достоинствами и одарила Плахова несвойственной ей благосклонностью.

Выступать в роли сватьи Гранин и прежде не собирался, а после того, что услышал сегодня о манерах графа, и подавно. Да, он мог ради встречи с сыновьями обманывать Лядовых и притворяться кем-то другим, но причинить хоть какой-то вред Александре Александровне? Никогда.

Мысль о том, что, защищая ее от графа, он лишал себя возможности узнать хоть что-то о сыновьях, казалась невыносимой. Однако Гранин гнал от себя тоску: что толку верить канцлеру? Тот в любом случае поступал как ему заблагорассудится.

К тому же, судя по словам деревенской ведьмы, жить Гранину все равно недолго осталось, и он совершенно не намеревался поступаться собственными убеждениями ради иллюзорных надежд.

Все эти мысли не нашли отражения на бумаге, письмо получилось исключительно деловым, но столь подробным, что вызывало изрядные сомнения — хватит ли нетерпеливому атаману усидчивости, чтобы дочитать его до конца.

Закончив писать, Гранин отправился на поиски Семеновича, который радостно сбежал из комнатки за кухней под крыло Шишкина. Он нашел эту парочку в небольшой хибарке, стоявшей чуть поодаль от деревянных старых конюшен — чтобы, случись пожар, огонь не перекинулся к лошадям.

Шишкин до блеска начищал медные бляхи, которыми украшали сбруи для защиты от нечистого духа. Семенович, развалившись на полатях, рассуждал о преимуществах лошадей перед чугунками. Увидев Гранина, он вскочил на ноги и преданно уставился на него.

— Братец, — попросил Гранин, — ты уж отвези поутру письмо атаману.

— Я хоть сейчас!

— Ну, куда в ночь-то, — покачал он головой.

Покинув хибарку, Гранин некоторое время постоял задумчиво, вдыхая морозный воздух. А потом все же постучал во флигель Мелехова.

Приказчик открыл быстро, черная густая борода воинственно топорщилась, а злые мелкие глазки так и бегали по лицу Гранина, показалось даже, будто пауки перебирают по коже быстрыми лапками.

— Поговорить бы, — сказал Гранин хмуро и шагнул вперед.

Внутри оказалось неожиданно нарядно — шелковые подушки на изогнутом диванчике, кружевные шторы. Совсем обнаглел приказчик Мелехов, совсем никого не боялся.

Приезд Лядовой, должно быть, стал для него пренеприятнейшим известием, но шелка он даже не подумал прибрать.

— Я написал Александру Васильевичу, — коротко уведомил его Гранин. — Завтра утром письмо будет отправлено.

Он был недоволен собой: что за нелепая жалость к паскуднику!

Целитель по своей сути, Гранин ни в какую не желал быть причиной страданий живого существа. И он, после долгих сомнений, все же решился подарить Мелехову ночь, чтобы тот успел скрыться от атаманского гнева.

Развернувшись, Гранин уже хотел уйти, но тут тяжелый удар обрушился на его голову сзади, и мир померк.