Дочь атамана

И тут Драго Ружа в последнем усилии оттолкнулся от тверди, прохрипел надсадно, клокоча кровью в горле:

— Горько, лекарь!

И ледяная вода проглотила Гранина, он задохнулся, ушел с головой, забарахтался, выныривая, вокруг падали следом черти — и тут же река вспенивалась их смрадной кровью, чтобы в следующее мгновение очиститься и стать живительно свежей.

Колдун уже отцепился от него, опустился на глубину, и мерзлота будто отступила, стало тепло и покойно, и вьюга нежданно унялась, а на небе выглянула молодая луна.

Гранин ошалело помотал головой, наступившая тишина аж звенела. Он был совершенно один, глубокой ночью, в ледяной зимней проруби. Он только что убил человека, человека! Не нелюдь! И черти и правда сгинули, как и обещал Драго Ружа. Он уволок их с собой, на дно, но для чего было волочь в реку и Гранина?

Место явно не подходило для размышлений, однако и на сушу выбираться было боязно.

Он же замерзнет там насмерть, а река, как ни странно, окутывала по-матерински ласково.

Да будь что будет, решился Гранин, черти его так сильно поранили, что он вот-вот истечет кровью.

Зажмурившись, он на ощупь ухватился за мостки, выбросил свое тело на пружинящие доски, перевалился на спину, дыша открытым ртом.

Провел рукой по лицу и вдруг понял — оно все то же, гладкое, не испещренное морщинами. Не веря в происходящее, он встал на четвереньки и наклонился над гладью речной.

И луна услужливо осветила его по-прежнему молодое лицо.

Не думая больше ни о чем и дрожа от лютого холода, Гранин скинул тулуп, натянул брошенные колдуном телогрейку и шапку, стремительно коченея. А потом помчался по пригорку вверх, мечтая скорее добраться до спасительного тепла.

Деревня была — рукой подать, и он заколотился в первый же дом.

— Ох ты ж барин, — крестьянин, открывший ему, расхохотался, — сколько же грехов ты накопил, что прям ночью побежал в прорубь-то!

Крещение, осенило Гранина.

Водосвятные молебны уже прочитаны, и благодать снизошла на все воды земные.

Черный колдун Драго Ружа выбрал единственную ночь в году, когда чудеса возможны, и макнул Гранина в эти чудеса с головою.

И выкупавшись в святой воде, перебродившей кровью бесов и колдуна, он выполз на сушу — искупленным.

Глава 29

Утро началось с необыкновенного происшествия: двое крестьян привезли на салазках беспробудно дрыхнущего Михаила Алексеевича.

Усадьба уже пробудилась, от Холодовых доставили целый бочонок освященной воды, и Саша бегала по дому, разбрызгивая ее по всем углам.

Медленную и довольно торжественную процессию на аллее она увидела из окошка, ойкнула удивленно и выскочила на крыльцо, натянув на себя что первое под руку подвернулось.

— Принимай, барышня, — с достоинством произнес один из крестьян, поклонился и махнул на салазки, — считай, как новенький.

— Что с ним? — испугалась Саша, склонилась ниже и отпрянула, ощутив запах свежайшего и ядренейшего перегара — чисто папенька после попойки в казарме. — Батюшки, да он же в дрова!

— А то как же, — обстоятельно объяснил рыжеватый детина, пряча в густой бороде ухмылку, — сначала принимали для сугреву, чтоб, значится не околеть после проруби-то! Потом — за Крещение, ить святое. Потом оттого, что душа просила… А потом сомлел, голубчик, ну чисто младенчик.

Саша оторопело помотала головой, не в состоянии вообразить себе пьяного младенчика.

От дома послышался хруст снега под тяжелой поступью — зоркая Марфа Марьяновна уже торопилась выяснить, что такое тут происходит.

— В какой еще проруби? — спросила Саша. — Когда?

— Дык ночью и прибежал, — охотно ответил другой мужик, — мокрый что сосулька! Отогревали, барышня, уж мы изо всех сил… Со всем старанием, — и он неожиданно громко икнул.

А ведь они тоже лыка не вяжут, запоздало поняла Саша, обернулась к Марфе Марьяновне и развела руками:

— Купался, говорят, а потом грелся…

— Уж как грелся, барышня, — подхватил рыжий.

— Тащите его во флигель, — распорядилась Марфа Марьяновна, которая многие годы управлялась с двумя атаманами, молодым и старым, и уж всякого нагляделась. — А ты запахнись, запахнись, милая, нечего нараспашку-то по морозу.

Саша послушно укуталась поплотнее и поспешила в сторону стройки новой конюшни, чтобы найти Шишкина.

Тот обнаружился подле каменной кладки въедливо проверяющим известь в растворе.

— Иваныч, — обратилась к нему Саша, — а вот скажи мне, не видел ли ты, когда Михаил Алексеевич ночью из усадьбы удрал?

— Как не видеть, — Шишкин хмуро поджал губы, явно недовольный раствором. — С колдуном они ушли чуть за полночь.

— С колдуном? — изумилась Саша. — И где теперь тот колдун?

— Так попрощался, барышня. Сказал, что отправится теперь на все четыре стороны, спасибо за хлебосольство, но душа рвется на волю.

— Но ведь мело всю ночь, заметало! Неужели пешком ушел?

— Пешком. — Шишкин наконец оторвался от раствора и посмотрел на Сашу оторопело: — Это куда же в такую погоду пешком-то?

— Проводил колдуна и в прорубь? — пробормотала Саша себе под нос. — Вот уж шарада!

Совершенно растерявшись от таинственных событий минувшей ночи, она вернулась к флигелю, вошла внутрь и встретилась с неожиданным препятствием.