Дочь банкира

Вера Борисовна мизинцем нажала клавишу вызова официанта. Не прошло и пяти минут, как Филя появился с подносами…

Двухэтажный ольховский особняк притаился в одном из московских переулков, будто снайпер в засаде. Высокий железобетонный забор увенчан тремя нитками колючки. Скорей всего, под током. Покрашенные в темнозеленый цвет глухие металлические ворота с калиткой. Над зданием особняка поднимается пик антенны. Пониже — чаши, ловящие космические сигналы.

Генка затормозил возле ворот. Трижды, с короткими паузами, посигналил. Открылся глазок. Невидимый охранник оглядел машину и окружающую местность. Убедился в полной безопасности.

Полотнища ворот раз»ехались. За ними — обсаженная деревями тенистая аллея, ведущая к портику особняка. Очерелная остановка перед такой же, как ворота, металлической дверью, только окрашенной в голубой цвет. Из неё вышли два парня в камуфляже с короткоствольными автоматами.

— Не беспокойтесь, парни, — свои! — промурлыкала Вера Борисовна, выбираясь из салона машины. — Я — с другом.

Увидев хозяйку, охранники опустили настороженные рыльца автоматов. Поклонились и отошли в сторону.

Демонстративно взяв Родимцева под руку и прижавшись к его плечу, банкирша повела кавалера в дом. В холле сбросила на мягкий диван темную накидку с меховой опушкой, не отпуская Николая, повела его по лестнице, застеленной ковровой дорожкой, на второй этаж.

— Приглашаю в свою берлогу, — по пути об»явила она. — Не на ночь, конечно, с этим мы, кажется, уже разобрались. Выпьем по чашечке кофе и пойдешь баюшки-баю. В свою комнату… Не могу без кофе, — по детски пожаловалась она. — Обычный ночной рацион: крепкий кофе и снотворная таблетка.

Родимцев смотрел и удивлялся. Подобного великолепия он ещё не видел. В холле — чучело медведя с подносом в лапах. На подносе — напитки, фужеры. Второй медведь распростер когтистые лапы над столиком на гнутых ножками с раритетным телефонным аппаратом. На стенах — дорогие картины, хрустальные светильники, и — чучела, чучела. Неведомых зверюшек и фнтастических птиц.

— Любуешься на эту дрянь? — хозяйка брезгливо ткнула пальчиком в оскаленную морду какого-то птеродакля. — Папаша забавляется. Мало ему разной нечисти — грозится поставить мумии африканских туземцев…

Аппартаменты Ольховой — несколько комнат, соединенных раздвигающимися перегородками. В холле и на лестнице — чистота и порядок, а здесь — разбросанные вещи, принадлежности туалета, косметика, зонтики и шляпки. Короче, полный кавардак. В приоткрытую дверь виднеется разобранная постель со смятым в комок одеялом и кошкой, спящей на хозяйской подушке.

Войдя в комнату, Вера Борисовна быстренько схватила лежащие прямо на столе бюстгалтер и такого же белоснежного цвета штанишки, спрятала их за спину.

— Прости за беспорядок, — отвела она в сторону смеющийся взгляд. — Признаться, хозяйка из меня дерьмовая, терпеть не могу убираться. Точно так же — готовить. А разреши это сделать служанке — так уберется, что с неделю станешь искать свое белье… Устраивайся на диванчике, младенчик, сейчас сварю кофе и продолжим душещипательную беседу.

Ольхова включила стоящую на баре кофееварку и умчалась в спальню. Наверно, переодеваться. Ибо дверь не просто закрыла — защелкнула на замок.

Устраиваться на плюшевом диване Николай не стал — принялся бродить по гостиной. Здесь не было картин и чучел, только над диваном висит в простенькой рамочке лубочная картинка, изображающая целующихся парня и девушку.

Равнодушно осмотрев обстановку, Родимцев поднял с пола золотую зажигалку с вкрапленными бриллиантами. Не потому, что золотая. Зажигалка изображала голых бородатого мужика и толстобедрую бабу. Нажмешь кнопку — влюбленные приникают друг к другу, женщина блаженно откидывает голову, у неё между ног вспыхивает огонь.

Рядом валяется такая же драгоценная брошь. И снова с сексуальным подтекстом: две голые фигуры переплелись одна с другой. Так, что с первого взгляда не отличить чья нога, чья рука.

Многозначительные игрушки! Если они подстать своей хозяйке, можно идти на приступ — отказа не предвидится.

— Любуешься?

Ольхова — в длинном, до пят, блестящем халате, наглухо застегнутом у шеи и на поясе. На лице — монашеское выражение невинной девочки. Волосы распущены, пышным водопадом падают на воротник.

— Есть чем полюбоваться, — согласился Николай, показывая эротическую зажигалку. — Знаете, Вера Борисовна…

— Стоп, младенчик! — неожиданно густым, недовольным голосом остановила парня хозяйка. — На этой стадии китайские церемонии просто смешны. Твое имя узнала — Коленька. А меня в детстве покойная мама именовала Вавочкой… Смешное имячко, да? — густой, недовольный голос вдруг трансформировался в кошачье мурлыканье. — Ушибу, бывало, ножку и бегу к мамочке, показываю и лепечу: вавочка… Вот и прошу тебя, Коленька, впредь обращаться ко мне по детской кличке… Понятно?

Удивительная женщина. Или девушка? То по мужски груба, то по детски ласкова, то откровенно сексуальна, то — типичная невинность.

— Понятно, — не сдержал улыбки Родимцев. — Постараюсь.

На баре ожила кофееварка.

— Черный или с молоком?