Дочь Белого Волка

– Ну, почти не попала, – признался Эд, спешно сдавая позиции. – Чтоб ты поскользнулся дома на овсяной каше, Ставр, сколько можно припоминать мне эту историю?! Всё, я к себе, переодеваться, и бегом к фреске. Без меня не проходи!

Мы ушли тихо. Замок ещё спал, я только предупредил часовых во дворе, чтоб сказали Седрику, что лорд Белхорст с другом и дочерью вернётся к завтрашнему вечеру. Бывший бог в большинстве случаев удачно подправляет время, создавая какие-то сложносплетённые петли.

Надеюсь, у нас всё получится и, разобравшись с делами в обоих мирах, мы вернём себе тишину и покой, чтобы хоть чуточку попочивать на законных лаврах. Раньше ведь это нам как-то удавалось…

Я шагнул из гобелена на свою крепкую двуспальную кровать. Следом за мной – бывший бог, но он неудачно задел ногой подушку и удачно растянулся на мягком. Гармония соблюдена.

– Ставр, я чувствую себя ребёнком. Можно мне сегодня поспать в твоей кроватке?

– Нет. – Я за шиворот вынес психа со справкой из комнаты. – И веди себя потише, Хельга спит.

– Я не сплю, – громко раздалось из кухни.

Мы с дядей Эдиком невольно прижали уши, как два щенка, застигнутые хозяйкой за пробой на зуб её новых тапочек.

– Она меня любит! – вспомнил дядя Эдик.

– Я в курсе.

– Меня все любят! Кроме тебя! Почему ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного не красив?

– На меня перегаром не дыши. – Я решительно выпихнул обиженного бога из своего личного пространства. – Ты очень красивый. Честно. Мечта Евросоюза!

– Тогда поцелуй меня. – Он требовательно ткнул себя пальцем в небритую щёку.

Я охренел окончательно и бесповоротно.

– Целуй! Докажи, что я красивый и ты меня хоть немного любишь! Иначе мне так и придётся умереть от тоски под кроватью, одинокому, заплаканному, по уши в комплексах…

– Ах ты, недобитый бандерлог из семейного склепа президента Америки!

– Тише, Хельгу разбудишь! Просто чмокни меня, и закроем тему.

– Дядя Эдик, оставь папу в покое! Иди на кухню, я сама тебя чмокну…

Бывший бог поверил, размяк, и мне удалось вырваться.

– Па, чё вы так долго? – Хельга встала из-за кухонного стола и обняла меня так крепко, словно мы расстались месяц назад. – Данка ушла, я тут одна вся сижу, смузи сделала, стирку запустила.

– Ты просто умничка. Почему не легла спать, все дела могли подождать и до завтра?

– Завтра тебе в школу.

– Мне? – не понял я.

– Ну да. Тебя завуч вызывает, забыл?

Честно говоря, абсолютно. И ведь идти придётся, хотя ничего хорошего я там не услышу…

– Может, дядя Эдик за меня сходит?

– Он в прошлом году на родительском собрании был, – кисло напомнила Хельга. – Это когда у нас чуть школу не закрыли, потому что он взял в заложники преподавательницу математики, физрука и бабушку-уборщицу.

О да… я отлично помню эту историю. Невесть с чего взбесившемуся Эду страшно не понравился шиньон на затылке возрастной преподавательницы математики. Вступившегося за неё культуриста-физрука он просто заставил этот же шиньон съесть, а бабулькой-уборщицей оборонялся от первых рядов полиции, держа несчастную за ноги. Сдался после долгих переговоров с МЧС за две бутылки кефира и пирожок из школьной столовой. Как псих со справкой, был отпущен буквально через час, но наказание свыше настигло его туалетным заключением – пирожок с рисом и яйцом оказался несвежим…

Пока мы обнимались, бывший бог, проявив деликатность, нырнул в свою комнату переодеться и вышел к нам, экипированный уже по-домашнему. Обычно это значит – в простом килте, драной футболке с надписью «Я взял кредит, иду стреляться» и свободно повязанном на шею носовом платке в клетку или горошек. На этот раз он нацепил ещё и тёмные очки.

– Куда нагламурился? Завтра в семь двадцать две из Борисполя в Париж, взлететь, сесть и в Прованс за бордовым бордо из винных погребов? Эд, она не берёт попутчиков. Хочет надраться в одиночку.

– Ты подслушивал, – мрачно насупился он.

– А ты не врубай одну и ту же мелодию по шестьдесят раз на день!

– Па, вы чё, ссоритесь? – не выдержав, вмешалась Хельга. – Второй день как кошка с собакой…

– Третий, – поправили мы хором.

– Тем более. А как до моих проблем, так, значит, никому и дела нет.

– У тебя проблемы, лапка?! – так же в один голос продублировали мы с Эдом.

– Чего вам рассказывать? Вы же мужчины! Вам только и надо куда-то бежать, кого-то бить, складывать головы за родину столбиком или рядком и чего-то там орать про долг, предназначение и эту… как её… ну, когда много женщин и это нормально! А мне так и не вернули мою обезьянку?!

Сказать, что мы потеряли всякую связь с реальностью, значит не сказать ничего. Мир рухнул, логические цепочки порвались, мозг перегрелся, а моя пылкая дочь, выдав сию жаркую и абсолютно нелогичную тираду, эмоционально удалилась в свою комнату, даже чуть-чуть хлопнув дверью.

– Нет, – первым признался дядя Эдик, когда побелка с кухонного потолка перестала сыпаться на наши склонённые головы.

– Что нет?

– Ты хотел спросить, понимаю ли я хоть что-нибудь?

– Да.

– Так вот, отвечаю заранее: нет. Я абсолютно ничего не понимаю, – насупился он. – Но ты плохой отец!