Дочь чиновного человека

"Вот вам картина, в ней соединяется все: мягкость кисти, легкость исполнения и правильность рисунка Гвидова, простота, изучение природы и антиков Доминикина, и грандиозность Леонардо да Винчи!" И вся эта чернь с разинутыми ртами слушала оратора, и начала дивиться картине, и разразилась громом нелепых кликов и неистовых рукоплесканий. "Где он? где этот великий художник? мы хотим его видеть, мы хотим увенчать его!" - повторялось каждым порознь и вдруг всеми. Оратор искривил рот улыбкою и, указав туда, где сидел бедный художник, воскликнул: "Вот он!" Беснуясь, бросилась к нему чернь. Он видел и слышал все, он с непонятною силою раздвинул в обе стороны волны народа, нахлынувшего к нему, и остановился перед лицом виновника торжества своего. Лицо его было бледно, губы дрожали от гнева. "Кто дал тебе право богохульствовать?" - произнес он замирающим голосом, опустив на плечо его железную руку. Но силы оставили его, и он грянулся трупом на пол. Оратор захохотал и оттолкнул нотою труп. Черты этого человека делались явственнее для Софьи; ей показалось, что он смотрит на нее глазами ее матери, подходит к ней, указывая на труп, и говорит: "Вот что такое слава!" - и опять хохочет. Сердце ее замирает от ужаса… Она вздрагивает и просыпается. Уже давным-давно утро, 11 часов - и она, измученная, поднялась с постели от страданий мечтательных к страданиям действительным. Неприятное предчувствие тяготило ее. Она подошла к зеркалу, глаза ее распухли от слез. "Вот, - подумала она, - новая причина для гнева маменьки. А этот сон? Всегда, говорят, о чем много думаешь, то непременно должно присниться; утром же я так раздумалась о художниках!"

Прошло дня три после этого; на четвертый день утром лакей докладывает, при

Софье, ее матери:

- Какой-то живописец пришел, ваше превосходительство, и спрашивает вас; говорит, что прислан от госпожи Теребеньиной.

- Позови его в залу, - сказала Надежда Сергеевна. - Пойдем посмотреть, - продолжала она, обращаясь к дочери, - что это за фигура. Я что-то не очень верю рекомендации этой Теребеньиной.

Они вошли в залу. "Где же живописец?" Надежда Сергеевна осмотрела всю залу и потом, с заимствованною у одной княгини гримасою, кивнула головою входившему молодому человеку, который довольно ловко и вежливо раскланивался.

Софья взглянула на него - и глаза ее помутились. Она только невнятно прошептала:

"Странное сходство!" - и облокотилась на стол.

- Что с тобой? - возразила Надежда Сергеевна, заметя движение дочери.

- Мне дурно… - прошептала она и покачнулась.

- Ай, ай! что это такое! Палашка, Грушка, сюда, скорей!

В эту минуту послышался звонок в передней.

- Его сиятельство граф М*, - сказал вошедший лакей.

- Выведите скорей барышню, поддержите ее… Ах боже мой! сейчас, просите графа…

Горничные вбежали в залу.

- Ну, выводите же ее. Мне, батюшка, теперь не до вас, - проговорила она, обращаясь к живописцу, - извините… Можете зайти после. Проси графа. - Надежда

Сергеевна подошла к зеркалу.

Живописец посмотрел на нее с ног до головы - и вышел из комнаты. Хорошо, что

Надежда Сергеевна не заметила этого взгляда!

ГЛАВА II

Художник не может быть исключительно только художником: он вместе и человек.

Эленшлегер.

О, если ты для юноши сего,

Во мзду заслуг, готовишь славу рая,

Молю тебя, подруга неземная,

Здесь на земле не забывай его.

…

Да вкусит он вполне твою любовь!

Венок ему на небе уготовь,

Но здесь подай сосуд очарованья

Без яда слез, без примеси страданья.

Гете.

- Неудача, матушка! опять неудача, вечная неудача! Неудачи будут преследовать меня всю жизнь: я создан для неудач!

И молодой человек, произносивший это, бросил на пол шляпу и картину, завернутую в холст, которую держал в руке, упал головою на стол и закрыл руками лицо.

- Полно, дитя мое, - говорила старушка, к которой относились слова молодого человека, - полно, не убивай себя; бог милостив!

- Бог милостив! да, он милостив, я это знаю; но люди, люди безжалостны, матушка!

У нас нет куска хлеба на завтра; вы можете завтра умереть с голода, а я, сын ваш, я не могу доставить вам только одного куска хлеба… И мне двадцать три года, я здоров и силен, и я вас заставляю умирать с голода! О, это ужасно, ужасно, матушка!..

Он опустился на стул, сложил руки и посмотрел на старушку с страдальческим выражением отчаяния.

- Друг мой, дитя мое! что это ты говоришь? что с тобой? Успокойся. Ты один у меня защитник, ты один у меня покровитель, один кормилец мой. Что бы я была без тебя?

Не ропщи, голубчик! Ты живешь только для своей бедной старухи. Разве могут быть дети лучше тебя, добрее, умнее тебя? Ведь ты моя гордость, ты все для меня. Вот как я смотрю на тебя, так я и сыта, и весела, и счастлива. Перестань же, не отчаивайся…

И старушка смотрела на него с святою любовию матери и недосказанное договаривала поцелуями.

- Вы сегодня отдали за эту лачужку, за этот чердак последние деньги… О, я брошу проклятую кисть и наймусь к кому-нибудь в услужение!