На меня посмотрели укоризненно и усиленно заработали челюстями, а я от души порадовалась, что есть еще минутка-другая отдыха. Когда действительно пришла пора подниматься и продолжать путь, я чудом сдержала стон. Казалось, что до наступления темноты я не доживу.
Драконы торопили, говорили, что до низины нудно добраться до темноты, потому что с наступлением сумерек выходят на охоту более опасные твари, чем та пупырчатая жаба, которую они называли смертопыром.
Добраться до низины мы успели, и драконы ощутимо расслабились.
С наступлением темноты воздух посвежел, и то и дело по загоревшему за день телу пробегали волны озноба. Над головой ухали птицы, из кустов раздавалось утробное рычание и чавканье. Невольно я старалась держаться поближе то к одному, то ко второму дракону, что не могло быть ими не замечено. Что у блондинистого, что у брюнетистого лица то и дело самодовольно сияли (и это несказанно бесило!), то и дело темноту прорезывали белозубые улыбки (что бесило еще больше!).
Но, стоило миру окончательно погрузиться в сумрак, решено было остановиться на ночлег.
Что до драконов — им ни темнота, ни рюкзаки и даже чемодан на колесиках помехой не были. Как оказалось, видят они в сумраке, как днем. А вот что касается меня — тут все было гораздо хуже. Мир утрачивал очертания, сказывалась адская усталость, и я то и дело натыкалась на деревья, украшая физиономию корой деревьев и лишайниками.
Место для ночлега пришлось выбирать стремительно.
Когда остановились на небольшой полянке, меня (как самую беспомощную по словам некоторых) решено было оставить на месте, охранять вещи, так они сказали. Сами же драконы отправились за дровами для костра и ужином.
Я ожидаемо на месте не осталась, хотя бы из соображений безопасности: очень требовалось в кустики, а справлять естественные потребности на месте общей стоянки, было по меньшей мере странным, по большей, неэтичным и неосторожным.
Я старалась не отходить далеко, но между деревьями что-то заблестело, и меня внезапно поманило на этот блеск. Осторожно, шаг за шагом, нащупывая в темноте путь и стараясь не сильно стучать лбом о деревья, я вышла к лесному озеру.
И вот здесь было светло, как днем!
Цветы, которые днем были розовыми шариками на ножках, светились неоновым светом. Неоновыми отблесками сверкала трава, мох, кора деревьев. Огромных таких, напоминают наши ивы, и ветви сверкающими сосульками спускаются в озеро. Круглое, как тарелочка, со светящимися кувшинками на водной глади.
Я присела на корточки и попробовала воду рукой — теплая.
Захотелось избавиться от одежды и рухнуть в эти темные воды, смыть с себя напряжение дня, такого богатого на события. Ведь еще утром, проснувшись в общаге под щебет Ариэльки я и представить себе не могла, что к вечеру окажусь в волшебном мире, который уже станет привычным и будет восприниматься, как данность.
— Нет, купаться, я, пожалуй, не буду, — пробормотала я. — Мало ли что здесь водится. Не исключено, что крокодилы, и опять же, эти жабы ядовитые…
Показалось, что рядом засмеялись мелодичными голосами, или зазвенели колокольчики, но, когда оглянулась, никого не обнаружила.
— А вот умоюсь с дороги с удовольствием.
Зачерпнув воды, я с наслаждением умыла лицо, пригладила выбившиеся из пучка пряди. Когда омыла руки и плечи, показалось, что озноб спал.
— Спасибо, озеро, — пробормотала я и снова как будто в воздухе зазвенели колокольчики.
В следующий момент меня толкнули в спину, спустя секунду — уже вынырнула из теплой воды, хватая ртом воздух. Проступившая на несколько секунд паника отступила. Во-первых, на берегу никого не оказалось, а значит, то, что меня толкнули — показалось. Во-вторых — вода была такая теплая и освежающая одновременно, что на этот раз я (уже с удовольствием, чего сокрушаться, когда уже искупалась в одежде) погрузилась в озеро, массируя пальчиками кожу головы.
Как бы хорошо ни было нежиться в водах лестного озера, пришлось выбираться на берег. Потому что каких-нибудь неприятных хищников никто не отменял, как и того, что когда драконы вернутся на полянку и не обнаружат там меня, поднимут хай на весь лес.
Чувствовать себя нужной нравилось. Важной тоже.
А вот хлюпающие джинсы, липнущая к коже майка, мокрые, ставшие тяжелыми волосы — не очень. Кроме того, вода набралась в колчан со стрелами и оттягивала его вниз. Пришлось остановиться и выплеснуть воду, пообещав себе, что на ночь нужно стрелы разложить на ветвях кустарника сушиться, и туда же повесить колчан.
На стоянку я пришла одновременно с драконами.
Кеншин прошелся по мне взглядом мельком. Затем бросил на землю охапку хвороста, наклонился, подул — и сухие ветки затрещали, когда по ним весело заскакали языки пламени. Исам тоже что-то бросил на землю и подошел ближе.
— Таши? — спросил он. — Почему ты мокрая?
Я поежилась от ночной свежести и от его взгляда, а потом и от взгляда Кеншина, который был тут как тут.
— Упала, — буркнула я.
— Это куда ты так упала, что так вспотела? — почти угрожающе прорычал Кеншин.
Вид у обоих драконов был взволнованный, если не сказать рассерженный.