Дочь дракона

И это так волнительно, стоять перед самым сильным и красивым мужчиной, что я видела в жизни, полностью обнаженной, и видеть у него в руке свои кружевные трусики…

Дракон и сам покраснел, ноздри раздуваются, на щеках желваки играют, мускулы под кожей перекатываются… Из убранных в хвостик сзади волос одна прядь выбилась и спадает на лоб, что придает дракону озорной и какой-то мальчишеский вид. И сумасшедше-сексуальный какой-то при этом…

И он мне шмотки протягивает, а трусики, что в другой руке, соответственно, нет.

Гормоны внутри, казалось, не просто бунт устроили, а успели каким-то хитрым маневром верх над разумом взять.

Иначе как объяснить, что я к нему шагнула, шмотки не взяла, а глядя в глаза, за трусиками потянулась… Он, не отрывая взгляда, свою руку в сторону отвел и приподнял еще, чтобы мне не достать было. Это заставило меня шагнуть еще ближе, пока на твердую, словно из камня высеченную, грудь не натолкнулась. И такой жар от него, что колени подкосились. Что-то мягко на землю обрушилось, подозреваю, что мои шмотки. А меня в охапку сгребли и поцеловали.

Нежно-нежно и при этом требовательно и как-то… горячо.

Голова закружилась, захотелось воздуха глотнуть, и губы беспомощно приоткрылись навстречу дракону, а из груди вырвался стон. Меня с такой силой к себе прижали, что набухшая и странно ноющая грудь об него расплющилась, и было это так сладко и одновременно так невыносимо… и еще внизу дергать начало.

А я каким-то остатками разума понимаю, что все, что мы тут стоим голые, и целуемся, словно сожрать друг друга хотим, и вот дороги назад нету… И поэтому надо оттолкнуть его, по щеке, что ли, ляснуть, чтобы неповадно было… Или хоть обругать как-нибудь… И все это понимается, а только сделать с этим пониманием ничего невозможно, вот совсем.

Если бы еще ночь была не такая теплая, не такая волшебная, если бы не эти неоновые вспышки вокруг, если бы не нежная мелодия, что опять с острова фей полилась… Может, я и нашла бы в себе сил противостоять этому драконьему обаянию.

Но руки его были при этом горячие, пальцы твердые, прикосновения нежные… А огонь, что внутри него пылал, я знала, я чувствовала был по своей мощи просто несопоставим с моим… внутреннем пламенем. Если у меня какие-то зачатки разума сквозь гормональный шторм пытались еще пробиться, то Исам и вовсе ничего не соображал. Он просто целовал меня, так, что задыхалась, просто прижимал к себе, покрывал поцелуями шею, плечи так, что вздрагивала… Просто скользил горячими ладонями по спине, плечам, бедрам, сжимал пальцами ягодицы… И внизу дергало, и наливалось каким-то непонятным томлением…

Запрокинув голову, я застонала, обхватила его шею руками, и прошептала:

— Пожалуйста, Исам… Пожалуйста… Только будь нежен. У меня никогда… Никогда… Еще не было… Ну, ты понимаешь…

И в тот же миг меня целовать перестали.

А затем отступили на шаг.

И в горящих ледяным пламенем глазах осмысленное выражение появилось.

Затем Исам встряхнулся, словно пес, который только вылез из воды и снова на меня уставился.

— Что не так? — прошептала я. — Никогда не думала, что скажу это мужчине… Но я как бы и не против…

И вот говорю это, а сама себя дура-дурой чувствую. Потому что смотрит он на меня как-то… по-новому. И вот это новое рождает стыд. А стыд, в свою очередь, как огнетушителем, тушим гормоны.

— Ты девственница, Таша?! — вырвалось у него.

У меня даже слезы на глаза навернулись от обиды. А кто, он думал?

Кивнула.

Он как-то нервно сглотнул.

А мне все больше и больше стыдно становится, стою и пытаюсь хоть как-то руками и волосами прикрыться.

— Как по мне, ты сейчас от счастья скакать должен, — хмуро сообщила ему. — Разве нет?

И его ответ меня потряс.

— Нет.

Показалось, он вот-вот приближаться начнет, поэтому руку перед собой выставила и крикнула:

— Не смей!

И в ответ мне:

— Я и не собирался!

А затем развернулся и в воду скользнул, подняв фонтан брызг.

А у меня горло перехватило от обиды и в глазах защипало.

Быстро, что называется, «на автомате», натянула бельишко, подняв его с земли, маечку, наконец, спортивный костюм. И вот кажется, должна бы себя начать чувствовать при этом более уверенно, а нет. Такое ощущение, что меня растоптали. В прямом смысле этого слова. Вот наизнанку вывернули и растоптали!

Я же… Я же никогда, ни с кем… Поцелуи в щечку в летнем лагере в двенадцать лет не считаются… Мы с Андреем дружили больше, чем «гуляли». А потом… Не то, чтобы я вот была как-то радикально против, что ли… Подружки уже в старших классах школы делились кое-какими секретами. Я понимала, что девчонок интерес ведет больше, чем то, что я только сейчас узнавать начинала. Мне тоже интересно было. Но чтобы этот интерес удовлетворить, лично мне нужен был контакт. Близкий. Глубокий. Не вчерашний и уж тем более не сегодняшний. Когда меня на втором-пятом-десятом свидании лапать начинали, уходили обычно с подбитым глазом и в плохом настроении.

Потому что что-то внутри говорило: «Рано. Он чужой».