Дочь друидов

В третий раз он повалился, утыкаясь макушкой в кожаное ведро. Плеснула вода. Так и есть! Он сунул голову в ведро и начал жадно пить, захлебываясь и постанывая.

Еда в горшке выглядела, против ожиданий, вполне пристойно. Вместо ожидаемой похлебки, по виду, вкусу и запаху напоминающей помои, там были тушеные овощи и, о чудо, кусок мяса!

Туризинд жадно проглотил их, чувствуя, как с каждым куском к нему возвращаются силы. Вероятно, стражники знали об этом, потому что больше к нему никто не заходил. Обессиленный пленник – это одно; но Туризинд, знаменитый наемник, капитан головорезов и убийца, внушал к себе уважение. Рисковать не стоило.

Свет в узком оконце постепенно угасал. Туризинд спал. Лихорадка то принималась трепать его, навевая жуткие сновидения, то отступала, и тогда сон пленника был спокоен и черен.

Так прошел первый день, и так минула первая ночь.

Глава третья

Публичная казнь

Туризинда разбудил скрежет замка. Пленник пошевелился и услышал новый звук: лязг железа. Он поднес к глазам руки и увидел, что ночью, пока он спал, его заковали в цепи. Должно быть, в питье помешали какое-то зелье, которое усыпило пленника. И, кстати, помогло избавиться от лихорадки. Жар прошел, осталась только противная слабость.

Туризинд сел, положив на колени скованные руки, и с интересом уставился на дверь. Хотелось бы ему знать, что еще приготовили для Туризинда люди герцога!

Дверь, наконец, открылась, и в комнате очутились двое: гигантского роста детина в кожаном фартуке, с ножом и еще десятком жуткого вида инструментов за поясом, и с ним – невысокий, чрезвычайно аккуратный человек с умным, немного грустным лицом.

«Палач и с ним доктор, – подумал Туризинд. – А может, секретарь, чтобы записывать показания, – впрочем, при нем нет чернильницы, а это, по меньшей мере, странно… Но не станут же они допрашивать меня прямо в этой комнате? Да и о чем спрашивать? Им и без того все известно…»

Детина в фартуке приблизился к Туризинду, в то время как маленький сухой человечек остался стоять возле двери. Присев на корточки перед лежащим пленником, верзила сказал:

– Сядь.

Туризинд повиновался, глядя на палача спокойно, почти даже без интереса.

– Ага, – молвил верзила и вдруг резко оттянул у пленника веко.

Полюбовавшись на глаз, отпустил. Взял за скованные руки, сдернул повязку. Почти с детским любопытством уставился на рану: края ее чуть воспалились, набухли, но были розовыми, не багровыми и не лиловыми.

– Угу, – сказал детина.

Он снял с пояса тонкие клещи и осторожно раздвинул края раны. Туризинд увидел, наконец, то, что причиняло ему столько неудобства: длинную узкую щепку, проникшую под кожу. Когда и как он ухитрился посадить себе эту занозу, да еще в столь неудачном месте, – он не помнил.

Причиняя пленнику немалые страдания, детина ухватил щепку клещами и вытащил ее. Затем пробормотал: «Эге» – и, взяв какой-то пузырек, облил рану жгучей жидкостью.

Туризинд не выдержал: запрокинув голову назад, дико закричал. Детина посмотрел на него удивленно, как будто не ожидал ничего подобного, затем перевел взгляд на того, которого Туризинд считал секретарем или писарем.

– Э? – молвил мучитель вопросительно.

– Продолжайте, – сказал секретарь.

– Что вы хотите знать? – с трудом выговорил Туризинд. – Я все скажу, только перестаньте.

– Ну,- неопределенно уронил детина.

Он стянул рану свежим полотном, обращаясь с пленником довольно грубо. Затем, сидя на корточках, переместился к раненой ноге. Здесь верзила повел себя более разговорчиво. Он изрек:

– Ну, нет! – и вытащил длинный нож.

Туризинд попробовал еще раз:

– Не нужно – я же сказал, что готов все объяснить…

– А? – детина посмотрел на него мельком и снова явил себя болтуном: – Молчи уж!

И с тем разрезал повязку. Она присохла, так что Туризинду пришлось плохо. Детина не обращал никакого внимания на то, что пытаемый вздрагивал, пытался отодвинуться и молить о пощаде. В конце концов, Туризинд закричал:

– Прекратите – пожалуйста! Я ведь не отпираюсь.

Детина молча ударил его в лоб рукояткой ножа и, когда Туризинд ошеломленно замолчал, спокойно принялся расковыривать рану у него на ноге. Снова явился пузырек со жгучей жидкостью. Туризинд покрылся испариной.

Неожиданно спокойный человечек – писарь или секретарь – рассмеялся и обратился к верзиле:

– А ведь он вас принимает за палача, господин Имбор!

– А, ну, э-э… – отозвался тот, кого назвали «господин Имбор».

Человечек презрительно фыркнул.

– Всегда поражался – отчего самые беспощадные убийцы всегда так трусят и просят о пощаде? Скольких человек ты убил, Туризинд?

– Не помню, – выдавил Туризинд, стараясь сделать так, чтобы голос его хотя бы не дрожал.

– Вот и я не помню, скольких я убил, – вздохнул человечек. – Много. Но я, в отличие от тебя, не боюсь, ни страданий, ни смерти. Ты думаешь, что Имбор – палач, да? – Он хохотнул. Не ты первый делаешь эту ошибку. Имбор – врач, и один из лучших. Может собрать человека из кусочков. Одного парня, помню, поставил на ноги после падения со стены замка, так что к виселице тот шел своим ходом… Волшебник!

– А кто же ты? – спросил Туризинд, холодея.