Дочь друидов

«Если маг хочет обратить твое внимание на отсутствие какого-либо предмета, то, скорее всего, именно этот предмет здесь и наличествует, – подумал он. – Обычное правило фокусников и жуликов, не говоря уж о шулерах. Мошенник всегда найдет способ припрятать нужное… Надо быть начеку».

– О черных зеркалах рассказывают, будто они выпивают душу, – буркнул Конан. – Я сам такое слыхал. В таверне. Само собой, россказням выпивох я не верю, но… Все равно, мне легче видеть, что никаких черных зеркал тут нет.

– Вот и хорошо. Доверься мне, друг, – задушевным тоном произнес Фульгенций.

«Фальшиво работает, – подумал Конан. – Хуже базарной гадалки… И как только люди клюют? Должно быть, приманка слишком велика… слишком сладка…»

Он широко зевнул. Фульгенций с плохо скрытой неприязнью взглянул на варвара.

– Я начинаю…

Он поднял руки.

– Не двигайся. Смотри мне в глаза. Скоро снадобье, которое ты принял, начнет действовать в твоем теле. Сосредоточься на своих желаниях. Я буду произносить слова, которые активизируют снадобье и придадут его воздействию нужное направление.

По лицу Фульгенция было видно: маг сильно сомневается в том, что его клиент понял хотя бы одно из десятка произнесенных слов. Но это было неважно.

Конан широко разинул рот, распахнул глаза и замер, внимая магу. Фульгенций начал произносить заклятие. При первых же звуках этого заклинания у Конана кровь застыла в жилах: он узнал язык стигийских магов.

«Кром, – подумал он. – Кажется, у меня неприятности!»

* * *

Острые колышки впивались в кожу Дертосы. Ее охватывала боль. Боль накатывала волнами и чуть отступала, чтобы вновь наброситься на измученное, уставшее тело девушки. Кровь струилась по ее ногам, и она ощущала горячее прикосновение влаги.

Под ногами горела жаровня. Ступни накалялись. С каждым мгновением боль становилась все более невыносимой, и все же Дертоса продолжала терпеть. Более того, она часто прикладывалась к холодной воде, которую подносил ей трепещущими руками Тургонес, и говорила, говорила…

– Это пронзает меня почти сладострастно, – бормотала Дертоса. – Когда мужчина смотрит на тебя, обнаженную, а ты воображаешь в мыслях, что именно он хочет с тобой сделать… Тело пронзает сладкая дрожь, которая отзывается в самых потайных уголках твоего естества…

– Говори, говори! – упивался Тургонес. – Ты – удивительная! Я обожаю тебя!

Он повернул рукоятку, и острые колышки выступили на поверхность еще больше. Мириады жал впились в тело Дертосы, разрывая ее плоть. Новая, более острая волна боли пробежала по ее телу. Она изогнулась, выставив вперед острые груди с напрягшимися сосками. Из ее рта потекла розоватая слюна.

– О-о! – простонал Тургонес. – Кажется, я страдаю вместе с тобой! Ты знала, моя радость, что я – девственник, как и ты?

– Какая новость… – прошептала Дертоса. – Теперь моя сладкая мука только усиливается… Расскажи, что ты чувствуешь?

Он смотрел на нее мутными от восторга глазами и не отвечал. Она попыталась чуть приподнять ноги над жаровней, надеясь, что он этого не заметит, но Тургонес тотчас упал на колени и метнулся к ее ногам.

– Опусти, умоляю тебя, опусти их! – закричал он. – Пусть твоя кожа обуглится! Пусть жар пронзит тебя до самого мяса! Умоляю тебя, не прерывай страдания, позволь ему стать невыносимым, бесчеловечным, свыше сил!

Дертоса не реагировала, и тогда он схватил ее горячие ноги холодными руками и с силой прижал их к жаровне.

– Вот так, – бормотал он в упоении, – вот так…

Она прикусила губу. Кровь потекла на подбородок. И тут Дертоса ощутила, как в ее теле зарождается новый жар. Этот жар казался прохладой по сравнению с тем, что устроил для нее палач. Пылало ледяным огнем ее естество – в тех местах, куда вонзились стрелы друидов. Невидимые стрелы света, сохранявшиеся в ее теле.

Умом она погрузилась в эту прохладу и стала думать о тех, кого любила. Об Эндовааре, которого оставила, боясь старости и разоблачения. О Туризинде, который любит ее – несмотря на все, что знает о ней. Даже о Конане, который – что бы он сам ни изображал – отказывается видеть в ней одно лишь орудие, «отмычку».

Мысль о Конане оказалась самой отрезвляющей. Вместе они вошли в башню магов и одновременно делают одно общее дело. Ей поручено уничтожить младшего мага, а она чем занимается? Доводит его до бешества сладострастия рассказами о своих страданиях. Очень мило.

Пора брать себя в руки. Она сосредоточилась, задумалась. Боль бродила по ее телу, накапливаясь. Достаточно ли этой боли, чтобы убить? Тургонес снова потянулся к рукоятке. Интересно, как далеко проникнут в плоть жертвы эти колышки? Достаточно ли глубоко, чтобы пронзить внутренние органы? Должно быть, так. В конце концов, ее убьет не боль от пытки, а последний удар палача. Нужно спешить!

Дертоса закрыла глаза, внимательно исследуя себя. Ее душа была полна холодной решимости. Она испытывала к своему палачу только ненависть, ничего более. Она изучила его вполне и уничтожила всякую возможность сострадания и сопереживания. Она знает, как убить его.