Дочь дыма и костей

— Остановитесь! — в ужасе закричал он, попробовал вмешаться, но ему пришлось уклоняться от безудержных взмахов меча сестры.

Акива парировал, и Лираз потеряла равновесие, затем крутанулась, неловко зависла в воздухе и, бросив на Акиву полный злобы взгляд, взлетела. Крылья вспыхнули огненным шаром, при виде которого толпа зевак дружно ахнула.

Кэроу уже скрылась из виду, однако Акива не сомневался: Лираз удастся ее разыскать. Он поспешил следом. Внезапно крыши домов исчезли внизу, а с ними исчез и человеческий мир. Остался лишь свистящий в ушах воздух, вспышки крыльев и борьба: он нагнал сестру и схватил ее за руку.

Она вновь атаковала его, беспрестанно звякали клинки. Как и в Праге, когда на него напала Кэроу, Акива только отражал удары и уклонялся.

— Прекратите! — рявкнул Азаил, приблизившись к Акиве и грубо оттолкнув его от Лираз.

Теперь они были высоко над городом, в небесной тишине эхом отдавался звон стальных клинков.

— Что вы творите? — ошеломленно вопрошал Азаил. — Как вы можете нападать друг на друга?..

— Я не нападаю, — ответил Акива, отступив.

— Почему же? — прошипела Лираз. — Давай, перережь мне горло или вонзи меч в спину.

— Лираз, я не хочу причинить тебе боль…

Она расхохоталась.

— Не хочешь, но причинишь, если придется? Это ты имеешь в виду?

Действительно… На что он пойдет, чтобы защитить Кэроу? Нанесет увечья сестре или брату? С этим невозможно будет жить. Но и позволить им убить Кэроу он тоже не мог. Как случилось, что он должен делать такой выбор?

— Просто… забудьте о ней, — попросил он. — Пожалуйста. Дайте ей уйти.

Сильное волнение в его голосе не ускользнуло от Лираз, и она презрительно сощурила глаза. Глядя на нее, Акива подумал, что на ее месте тоже схватился бы за меч. Разве не этому всех троих учили с детства, как и остальных отпрысков императора? Они навсегда срослись с оружием — бездумным инструментом вековой ненависти.

Смириться с этим он не мог. И рискнул. Зачехлил мечи. Лираз молча наблюдала за ним суженными глазами.

— В Буллфинче, — сказал он, — ты спросила, кто наложил мне жгут.

Она ждала. Азаил тоже.

Акива подумал о Мадригал, вспомнил ощущение от прикосновения к ней, неожиданную гладкость кожаных крыльев, ее легкий смех, так похожий на смех Кэроу… И в памяти всплыли слова Кэроу, произнесенные этим утром: «Будь ты знаком с химерами, ты не называл бы их монстрами».

Он был знаком. И все-таки называл. Он знал и любил Мадригал и все же стал тем, кем стал, — ничтожеством с мертвыми глазами, которое чуть не убило Кэроу. Горе распустилось в нем отвратительными цветами: ненавистью, жаждой мести, душевной слепотой. Сейчас Мадригал пожалела бы, что спасла ему жизнь. Но Кэроу дала ему еще один шанс. Не стать счастливым самому, нет. Эту возможность он уже упустил.

Шанс дать мир другим. Вероятно, у них еще есть надежда на спасение.

— Это была химера, — сделав глубокий вдох, объявил он сестре и брату.

Он знал: в их ушах это прозвучит как кощунство. С колыбели их учили, что химеры — гнусные, отвратительные существа, твари, животные. Но Мадригал… ей удалось избавить его от предубеждения, и теперь ему предстояло сделать то же самое.

— Одна из химер спасла мне жизнь, — сказал он. — И я полюбил ее.

39 Кровь взыграет

Все изменилось для Акивы после битвы при Буллфинче. Отказавшись от татуировки, он твердо решил: если выпадет случай вновь встретиться с девушкой-химерой, он сможет сказать, что не посвятил спасенную ею жизнь убийству ей подобных.

Шанс увидеться вновь был крайне невелик, но мысль эта — поначалу мимолетная, случайная — накрепко засела в его голове, и он стал привыкать к ее скрытому присутствию. Постепенно из безумной идеи она превратилась в надежду— несгибаемую, которая изменила его жизнь: найти эту девушку, поблагодарить ее. И все. Просто поблагодарить. Дальше в своем воображении он не шел.

Одно это давало ему стимул к действию.

В лагере в бухте Морвен он оставался недолго. Военные хирурги отправили его к лекарям в Астрэ.

Астрэ.

До Кровавой Бойни, случившейся тысячелетие назад, серафимы правили Империей из Астрэ. В течение трех веков по всеобщему признанию Астрэ был светом мира, красивейшим городом из всех, когда-либо построенных. Дворцы, аркады, фонтаны — все из добытого в Эворрейне перламутрового мрамора; широкие, мощенные кварцем бульвары в тени благоухающих деревьев. Раскинувшийся на крутых утесах город возвышался над гаванью, а перед ним лежало изумрудное побережье Мирея. Как и в Праге, в небеса устремлялись шпили, на каждом из них — по божественной звезде. Божественные звезды, с благословения которых серафимы стали защитниками земли и всех ее созданий.

Божественные звезды, которые видели, как вокруг воцарился хаос.