Дочь Эхнатона. Повести

— Пусть Амон-Ра, Птах и богиня Хатор, пусть все боги покровительствуют тебе, — говорила царица, вручая Анху свое письмо.

Она была так взволнована и озабочена, что позабыла дать своему художнику какие-либо драгоценности, которые могли бы ему помочь в далеком и трудном пути. Об этом позаботилась невольница, бывшая принцесса из страны Куш. Она подняла каменную плиту в крошечной комнате своего бедного дома и вытащила из тайника драгоценный дар царицы — свое золотое ожерелье. Там же лежали ее золотые браслеты, подаренные ей Анху в тот счастливый час, когда они впервые оказались на шумном базаре священных Фив.

— Все это может тебе пригодиться, Анху, — сказала Черный Лотос. — Твой путь далек и труден. Кто знает, что ждет тебя. Может быть, эти сокровища пригодятся тебе.

— Это все, что у тебя есть, Черный Лотос. Зачем же ты отдаешь последнее? Я получил доброго коня из царской конюшни. Ты дала мне с собой еду и воду. Зачем же я буду отбирать у тебя последнее?

— Мне это не нужно, Анху. А тебе это поможет. Ведь нам не пристойно просить у бедной, убитой горем великой госпожи что-либо в дорогу. Тем более не пристойно, когда мы сами предложили ей помочь. Настанет день, когда великая госпожа обретет покой и радость, и тогда она вспомнит о нас и вознаградит, не правда ли, Анху? Возьми и ступай! В добрый час!

Они простились у ворот, где начиналась дорога в страну хеттов. Черный Лотос была очень печальна. Когда пыльная туча скрыла всадника, умчавшегося с письмом египетской царицы, она почувствовала, что лицо ее мокро от слез.

Скоро ли вернется домой благородный Анху? И что она скажет, если Эйе вдруг спросит о нем?

— Помоги нам, бог Луны и мудрости Тот, — шептала невольница. — Ведь Анху единственное мое сокровище. У меня никого нет на свете. Сохрани ему жизнь… или… возьми мою!

Для великой госпожи настали самые трудные дни. Уже сорок раз всходило солнце, освещая навеки покинутый трон Тутанхамона. Уже завершалось сооружение обители вечности. Комнаты дворца были полны вещей, приготовленных фараону для долгого путешествия в царство Осириса. Анхесенпаамон верила, что ее великий господин будет вечно жить в полях Налу, и ей хотелось снабдить его всем необходимым со свойственной ей щедростью. Она готова была отдать в руки искусных мастеров всю сокровищницу фараона, если бы рядом не было Эйе. Она вспоминала каждую мелочь, каждую вещь, какая когда-либо нравилась фараону. Она находила его трогательные подарки, чтобы они напоминали ему о ней, о любящей Анхесенпаамон.

Великая госпожа то и дело вызывала к себе управителя работ обители вечности и справлялась, скоро ли будет готова гробница. Но еще больше ее тревожило, хорошо ли хранят тайну люди, воздвигающие гробницу. Она так боялась, чтобы воры не проникли в гробницу и чтобы не оставили великого господина в бедности!

Как-то раз Май, сообщая великой госпоже о строительных работах, показал ей небольшой деревянный ящичек, тщательно завернутый в полотно. В нем лежала фигурка фараона, точно такая, какой она должна быть в своем священном саркофаге. Маленькая скульптура фараона была спелената, как мумия, и лежала на погребальном ложе с львиными головами и лапами. Голова фараона была увенчана Царским уреем. Слева от фараона на ложе сидела птица Ба (дзчла) и прикрывала мумию левым крылом. Напротив, с правой стороны, сидел сокол Ка — двойник. Он защищал мумию правым крылом. На ложе было вырезано посвящение:

«Сделано слугой, облагодетельствованным его величеством, тем, кто ищет хорошее и находит прекрасное, и делает это старательно для своего повелителя, который творит чудесные дела в обители великолепия, управителем строительных работ по сооружению обители вечности, царским писцом, хранителем сокровищницы Май».

«Сделано слугой, облагодетельствованным своим повелителем, который добывает превосходные вещи в обители вечности, управителем строительных работ на Западе, возлюбленным своим владыкой, совершающим все по слову его, не допускающим ничего ему неугодного, тем, чье лицо блаженно, когда он это делает с любящим сердцем, как вещь, угодную для его повелителя. Царский писец, возлюбленный своим повелителем, хранитель сокровищницы Май».

— Я верю, ты любишь божественного Тутанхамона, — прошептала царица, и капли слез упали на маленькую скульптуру. Но сквозь слезы она все же увидела надпись на самой фигурке. Она гласила:

«Слова, сказанные фараоном Небхепрура правогласным: «Снизойди, матерь Нут, склонись надо мной и преврати меня в одну из бессмертных звезд, которые все в тебе!» Почитаемый Имсети, Хапи, Анубисом в месте бальзамирования Анубису, Дуамутефу, Кебехснебефу, Гору и Осирису».

— Благородный Май, его величество любил тебя, — сказала Анхесенпаамон и бережно поставила на подставку священный ящичек.