Дочь Евы

Ванденес, не отвечая, увел ее из фойе и побежал за женой, в то место под перистилем, где они условились встретиться. Через несколько мгновений карета примчала их к дому актрисы. Она сняла маску. Графиня Ванденес вздрогнула от изумления при виде Флорины, задыхающейся от бешенства, великолепной в своем гневе и ревности.

— Тут где-то есть портфель, ключ от которо! о Натан никогда тебе не доверял, — сказал ей Ванденес. — В нем должны лежать письма.

— На этот раз я заинтригована: тебе, наверное, известно то, что беспокоит меня последнее время, — сказала Флорина и бросилась в кабинет за портфелем.

Ванденес видел, как побледнела его жена под маской. О близости Натана к актрисе комната Флорины говорила больше, чем хотела знать его идеальная возлюбленная. Глаз женщины умеет в один миг прозревать истину в такого рода вещах, и графиня увидела в признаках общности домашней жизни подтверждение того, что ей сказал Ванденес.

Флорина вернулась с портфелем.

— Как его открыть? — спросила она.

Актриса послала за кухонным ножом; и когда горничная принесла его. Флорина, потрясая им, воскликнула насмешливым тоном:

— Вот чем режут цыплят!

Словцо это, бросившее в дрожь графиню, объяснило ей еще лучше, чем объяснил накануне муж, в какую бездну она чуть было не соскользнула.

— Ну и дура же я! — сказала Флорина. — Лучше взять его бритву, И, взяв бритву, которую Натан так недавно держал в руках, она разрезала сафьян по сгибу, и сквозь щель выпали письма Мари. Флорина выхватила одно из них наудачу.

— Да, это и вправду от важной дамы! Тут, верно, ни одной грамматической ошибки не найдешь!

Ванденес взял письма и передал их жене; подойдя к столику, она проверила, все ли они здесь.

— Не уступишь ли ты их нам в обмен на это? — спросил Ванденес, показывая Флорине контррасписку на сорок тысяч франков.

— Вот дурак! Подписывает такие бумаги! — сказала Флорина, читая расписку. — «Получено наличными!..» Ну, подожди, покажу я тебе графинь!.. А я-то изводилась в провинции, собирая деньги! А я-то готова была для его спасения навязать себе на шею одного биржевика! Вот они, мужчины! Бьешься для них, как рыба об лед, а они тебя топчут ногами! Он мне за это заплатит! Графиня де Ванденес убежала с письмами.

— Эй ты, прекрасная маска! Оставь мне хоть одно, как улику!

— Это уже невозможно, — сказал Ванденес.

— Почему же?

— Эта маска — твоя бывшая соперница.

— Вот как? Она могла бы мне по крайней мере сказать спасибо!

— А за что же ты берешь эти сорок тысяч франков? — ответил Ванденес, откланиваясь.

Молодые люди, изведав все муки неудавшегося самоубийства, очень редко повторяют эту попытку. Когда она не спасает человека от жизни, она его спасает от добровольной смерти. Поэтому у Рауля уже не было намерения покончить с собою, когда он очутился в еще худшем положении, чем прежде, увидев в руках Флорины расписку, выданную им на имя Шмуке и, очевидно, полученную ею от графа Ванденеса. Он надеялся встретиться с графиней, объяснить ей характер своей любви, горевшей в его сердце ярко, как никогда. Но, столкнувшись с ним на каком-то рауте, она бросила на него пристальный и презрительный взгляд, который вырывает непроходимую пропасть между мужчиной и женщиной. Несмотря на свою самоуверенность, Натан до конца зимы ни разу не решался ни заговорить с графиней, ни даже подойти к ней.

Однако он открылся Блонде; он красноречиво сравнивал графиню Ванденес с Лаурой и Беатриче. Он перефразировал следующие прекрасные слова одного из замечательнейших поэтов нашего времени: «Идеал, голубой цветок с золотой сердцевиной! Волокнистыми своими корнями, что тоньше шелковых волос у фей, ты погрузился в недра нашей души, чтобы пить ее чистейшее вещество! Сладостный и горький цветок! Нельзя тебя вырвать так, чтобы сердце не кровоточило, чтобы сломанный стебель не сочился алыми каплями! О проклятый цветок, как распустился ты в душе моей!»

— Ты мелешь вздор, любезный друг, — сказал ему Блонде, — я согласен с тобой, что цветок был красив, но он совсем не был идеален, и, чем петь славословия мадонне перед пустою нишей, подобно слепцу, лучше бы ты умыл руки, чтобы пойти на поклон к власти и привести свои дела в порядок. Ты слишком большой художник для того, чтобы стать политическим деятелем, тебя оставили в дураках люди, тебя не стоившие. Подумай о том, как бы снова, только по-иному, не остаться в дураках.

— Мари не может помешать мне любить ее, — сказал Натан — Я сделаю ее своей Беатриче.