Дочь фараона

В смущении и страхе смотрела Нитетис на тех, кого более всего любила. Наконец она узнала всех их поодиночке, провела ладонью по своему бледному лбу, как будто желая сбросить с него покрывало, улыбнулась дружески каждому отдельному лицу и затем снова закрыла глаза. Она вообразила, что добрая Исида послала ей приятные грезы, и старалась удержать их всеми силами своей души.

Тогда Атосса со страстной нежностью произнесла ее имя. Нитетис снова открыла глаза и снова встретила те же полные любви взгляды, о которых она думала, что видела их во сне. Да, это были они: Атосса, Кассандана, ее вторая мать, и не разгневанный царь, а человек, которого она любила. Он тоже теперь раскрыл губы и вскричал, причем его суровый повелительный взгляд смягчился до выражения мольбы о милости:

– Нитетис, проснись! Ты не должна, не можешь быть виновной!

Она тихо пошевельнула головой с радостным выражением отрицания, и по ее прекрасным чертам, подобно дыханию молодой весны на розовых кустах, пробежала очаровательная улыбка.

– Она невиновна, клянусь Митрой; она не может быть виновна! – повторял Камбис и, не обращая внимания на присутствовавших, бросился перед Нитетис на колени.

К больной подошел персидский врач и натер ей виски священным благовонным маслом, между тем как глазной врач Небенхари, бормоча заклинания и качая головой, пощупал ее пульс и подал ей лекарство из своей походной аптеки. Теперь к ней возвратилось полное сознание и она, приподнявшись с усилием и ответив на выражения любви со стороны Атоссы и Кассанданы, сказала, повернувшись к царю:

– Как мог ты, царь, думать обо мне таким образом?

В этих словах не было никакого упрека, они звучали только огорчением, и Камбис отвечал на них тихой просьбой:

– Извини меня.

Кассандана ласковым взглядом своих слепых глаз поблагодарила сына за признание им своей вины и сказала:

– И я тоже, дочь моя, имею нужду в твоем прощении.

– А я никогда не сомневалась в тебе! – вскричала Атосса с гордостью, целуя свою подругу в губы.

– Твое письмо к Бартии поколебало мою веру в твою невинность, – прибавила мать Камбиса.

– И, однако же, все было так просто и естественно, – отвечала Нитетис. – Вот, матушка, возьми это письмо, полученное мной из Египта. Пусть переведет его тебе Крез. Оно объяснит тебе все. Может быть, я была неосторожна. Пусть сообщит тебе твоя мать все необходимое, – прибавила она, обращаясь к царю. – Прошу тебя, не смейся над моей бедной, больной сестрой. Когда египтянка любит, она не может забыть своей любви. Мне так страшно! Дело идет к концу. Последние часы были так ужасны! Грозный смертный приговор, который прочел мне этот ужасный человек, Богес, заставил меня прибегнуть к яду. Ах, мое сердце!

С этими словами она упала на грудь старухи. Небенхари бросился к больной, влил ей в рот снова несколько капель лекарства и воскликнул:

– Я так и думал! Она приняла яд и наверное умрет, если даже ее смерть и будет отсрочена на несколько дней этим противоядием.

Камбис стоял возле него, бледный и оцепенелый, следя за всеми его движениями, между тем как Атосса обливала слезами лоб своей подруги.

– Пусть принесут молока и мой большой ящик с лекарствами, – приказал глазной врач. – Призовите также служанок, чтобы перенести ее отсюда, так как прежде всего ей нужно спокойствие.

Атосса поспешила в соседнюю комнату, а Камбис спросил персидского врача, не глядя на него:

– Есть ли какое-нибудь спасение?

– Яд, принятый ею, имеет своим последствием неизбежную смерть.

Когда царь услышал эти слова, он оттолкнул врача от больной и вскричал:

– Она должна жить! Я приказываю это! Сюда, евнух! Созвать всех врачей в Вавилоне, всех жрецов и мобедов [82]. Она будет жить, слышите, она должна жить. Я приказываю это – я, царь!

В это мгновение Нитетис открыла глаза, как будто повинуясь приказанию своего повелителя. Ее лицо было обращено к окну. Перед ним на кипарисовом дереве сидела райская птичка с золотой цепочкой на ноге. Взгляды страждущей прежде всего упали на ее возлюбленного, который, склонившись над ней, прижимал губы к ее правой руке. Улыбаясь, она прошептала:

– Какое счастье!

Затем она увидела птицу, указала на нее левой рукой и вскричала:

– Посмотрите, посмотрите! Птица бога Ра, феникс!

После этих слов она опять закрыла глаза, и вскоре ею овладела горячка.

VI